Автор: Kitti8882
Предупреждение: Изнасилование с применением грубой физической силы, кровью, лишением любых конечностей и другим уродованием тела.
Пейринг: Айзен/Улькиорра, Гриммджо/Улькиорра.
От автора: Кроме меча Айзена - никаких девайсов. За процессом наблюдает Гриммджо
ЧитатьКомната пленницы находилась в дальнем конце крыла. От тронного зала направо, мимо покоев Заэля, длинная лестница вниз, и еще дважды налево. Улькиорра вслушивался в эхо собственных шагов и гадал, что думает Орихиме, зная, что бессменный тюремщик вот-вот войдет к ней. Глупо, конечно - ничего она не слышит, камера хорошо изолирована. Владыка объяснял, что ничто так не действует на заключенного, как чувство полного одиночества. Это было правдой: с каждым разом девушка все оживленнее поднималась навстречу арранкару, а несколько дней назад впервые попыталась завязать с ним разговор.
Улькиорра остановился у двери в комнату через одну от комнаты Орихиме. Несколько секунд постоял, раздумывая, а затем потянулся к заслонке смотрового окошка.
За дверью вот уже четыре дня бесновался прикованный зверь. Вот уже четыре дня, словно чувствуя чужой взгляд, он встречал соглядатая яростным рыком и отчаянными попытками порвать цепи. Джаггерджек был силен, и Джаггерджек не умел признавать поражение, и каждый раз Владыка только огорченно качал головой в ответ на короткий доклад Улькиорры: "Пытается вырваться".
Сегодня был пятый день. Улькиорра не был уверен, что хочет увидеть то, что должен увидеть.
Средней силы арранкар умирал в этой камере за четыре дня, и до последнего времени никто не проверял, сколько продержится там Эспада. Глядя, как день ото дня слабеют рывки пантеры, Улькиорра ждал, что завтра он увидит в светящихся синих глазах смирение. Но если попытки вырваться с каждым днем становились все слабее, ярость оставалась прежней.
Зверь лежал неподвижно. Костяные пластины мутно белели в темноте камеры, и даже в этом было нечто нездоровое. Улькиорра на мгновение задержал дыхание: казалось, даже воздух камеры был пропитан запахом скорой смерти. Но, почувствовав взгляд, Джаггерджек вновь тяжело вскинул голову. Глаза сверкнули из-под спутанной гривы, когти проскрежетали по соединенной с ошейником цепи.
Улькиорра против обыкновения не спешил закрывать заслонку.
Эспада не должен был умирать так - на глазах у мелкой сошки и подобно ей. Эта смерть ляжет тенью позора на остальных, лишая первую десятку ореола избранности.
Возвращение Гриммджо стало неожиданностью для всех - подобные отставки не из тех, что можно попросту отменить. Приварон бесновались в своем логове, лишенные появившейся было надежды. Девять сильнейших учились снова считаться с Джаггерджеком. Он вернулся весь - возмутительно яркий, шумный и созданный для того, чтобы приносить окружающим как можно больше неприятностей.
Разумнее было бы исключить Владыку из списка окружающих, но Секста вновь получил свой номер, казалось, только затем, чтобы немедленно разгневать Айзена-сама демонстрацией неповиновения. Что же, наказание и должно было быть показательно суровым.
Улькиорра не думал, что Владыка всерьез ожидал от Гриммджо смирения, значит, это была казнь, и оставалось только дожидаться дня, когда Айзен-сама печально покачает головой в ответ на новую формулировку: "Секста Эспада Гриммджо Джаггерджек мертв".
Он смотрел в глаза Гриммджо еще несколько секунд прежде чем закрыть заслонку. Теперь Улькиорра должен был зайти к Орихиме и отнести еду, к которой она все равно почти не притронется. Вместо этого Кварта, еще немного помедлив, аккуратно опустил поднос на пол и отпер дверь.
Никто из Эспада не должен умирать так.
Улькиорра шагнул в полумрак камеры. Гриммджо вскинул голову и с трудом приподнялся на локтях.
Они враждовали сколько Кварта себя помнил, и он не раз желал своему противнику смерти, признавая, впрочем, что предпочел бы подчинить его. Предпринятая однажды попытка показала, что силу применять бесполезно, и привела к неожиданным результатам, но оба арранкара решили для себя, что нашли неплохой способ выплескивать взаимную агрессию. Тогда же появилось новое желание, поднимавшее голову всякий раз, когда Улькиорра вслушивался в сонное дыхание рядом: приручить?
Хотя глупо было надеяться преуспеть в том, что не слишком удавалось даже Владыке. Защищая свой фрасьон, к равным Гриммджо никогда не демонстрировал ни малейшей привязанности. Равный мог быть противником или временным союзником против другого равного; Джаггерджек не раз демонстрировал умение заключать временные союзы. Не с Квартой, впрочем, но и не против Кварты.
Так было, пока не появился Куросаки. Улькиорра, не раз желавший узнать, может ли Гриммджо испытывать привязанность к кому-то вне фрасьона, успел не раз пожалеть об этом желании. То, что Джаггерджек мечтал уничтожить рыжего шинигами, роли не играло: он был одержим, и при упоминании имени противника становился похож на хищника перед прыжком.
Это было неправильно. Ничтожество, которое не в состоянии даже справиться с собственной силой, не могло так просто завладеть вниманием Секста Эспада. Это раздражало.
Гриммджо глухо зарычал и лязгнул зубами, когда Улькиорра присел рядом с ним на корточки. Кварта покачал головой: прошла почти секунда, прежде чем зубы сомкнулись там, где была его рука. Он запустил пальцы во всклокоченную гриву и рывком вздернул голову зверя:
- Хватит, Гриммджо. Ты не сможешь уже причинить мне вред. Ты почти мертв.
Джаггерджек несколько раз сипло вдохнул воздух прежде чем ответить, но все равно стоило труда различить в хриплом полурыке слова:
- Так что ты тут забыл?
Улькиорра еще раз обдумал то, что собирался сказать. Он никогда раньше не обманывал Владыку, и не верил всерьез, что это возможно. Но ведь он и не собирается никого обманывать. Просто объяснить все проклятому упрямцу и не допустить позорной смерти одного из Эспада.
- Я хочу, чтобы ты извинился перед Владыкой.
Реакция Джаггерджека была предсказуема, и дождавшись, пока отзвучит лающий смех, Кварта продолжил:
- Чего ты добьешься своей смертью? Тоусен скажет, что туда тебе и дорога, и все арранкары присоединятся к его словам.
Острые уши прижались к черепу. Улькиорра одобрительно кивнул себе: направленная на кого-то злость была лучше бесцельной ярости.
- Айзен-сама сочтет, что потеря одного из Эспада стоит демонстрации контроля, - Улькиорра вздохнул, прежде чем выложить последний козырь, - а Куросаки убьет кто-то другой. Ты этого хочешь, Гриммджо Джаггерджек?
Он с удовольствием смотрел, как яростно сощуренные глаза изумленно расширяются, и ждал новой реакции. Улькиорре всегда нравилось смотреть, как Гриммджо переключается между эмоциями - словно существование других чувств помимо тех, что владели им в данный момент, каждый раз донельзя удивляло его.
- Прекрати бунтовать сейчас, - негромко сказал он глядя в светлеющие голубые глаза, - и получишь возможность изменить ситуацию. Ну же, Гриммджо. Что ты ответишь?
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем в навалившейся на них тишине прозвучало:
- Да.
- Ты принял верное решение, - кивнул Улькиорра.
Прежде чем подняться и уйти, он не смог отказать себе в удовольствии запустить руку еще глубже в жесткие волосы и почесать зверя возле уха. Злость должна помочь Гриммджо продержаться до освобождения.
С неудовольствием сократив время визита к пленнице до минимума, Улькиорра поспешил к Владыке. Сегодня он мог сказать то, что желал сказать вот уже пять дней:
- Гриммджо Джаггерджек готов принести извинения.
Между арранкарами прошелестел удивленный шепоток, Ичимару-сама всплеснул руками, и даже Тоусен-сама приподнял брови.
Владыка помедлил, дожидаясь, пока вновь станет тихо, и с улыбкой произнес:
- Весьма похвально с его стороны. Ичимару-сан, пришли Гриммджо ко мне, я выслушаю его, - он поднялся и обвел зал рукой, - я благодарю вас за присутствие сегодня, теперь вы свободны.
Переглядываясь, арранкары потянулись к выходу. Улькиорра оценил ход: Владыка желает пощадить и без того раненую гордость Джаггерджека... и не желает, чтобы после заявления Улькиорры пришлось вновь возвращать строптивого арранкара в камеру, если тот продемонстрирует недостаточное смирение. Куда мудрее будет выслушать извинения наедине.
Голос Владыки остановил его в дверях зала:
- Улькиорра, пожалуйста, задержись ненадолго.
Еще до того, как повернуться к Айзену-сама и увидеть на его лице грустную улыбку, Улькиорра понял: Владыке все известно.
Владыка ожидал его у тронного возвышения. Кварта медленно пошел навстречу. Страха не было: Айзен-сама всегда доверял его суждениям. Но надежды уйти безнаказанным не было тоже.
Шаг. Еще один. Поклон.
Что же. Ему не повезло.
Владыка кивнул в ответ, и Улькиорра счел возможным нарушить молчание первым:
- Мне пояснить причины моего поступка, Айзен-сама?
Владыка покачал головой:
- Сперва попробую я, хорошо? А если что-то будет не так, ты меня поправишь.
Дождавшись согласного кивка, он проговорил:
- Ты счел, что смерть Гриммджо в камере нанесет урон престижу Эспада в глазах прочих арранкаров, и решил, что небольшой обман принесет больше пользы, верно?
- Да, Айзен-сама.
Добавить и в самом деле было нечего. Вряд ли Владыке интересно будет услышать о раздражении, охватывающем Кварта Эспада при упоминании имени Куросаки, или о том, что на месте вражды с Джаггерджеком образуется пустота, которую долго будет нечем заполнить? Или... Неважно. Владыка все изложил верно.
- Я понимаю тебя, и принимаю твое решение. Гриммджо будет прощен, если произнесет слова извинения. Но, Улькиорра, ты знаешь - каждое действие имеет свои последствия. И, приняв во внимание - безусловно, верно - последствия смерти Гриммджо для остальных Эспада, ты не подумал, были ли у моего решения иные причины, кроме воспитательных.
Кварта согласно кивнул. За проступком должно следовать наказание - это закон любого прочного социума. Что Айзен-сама подразумевал под иными причинами, он сможет подумать позже.
- Я готов принять наказание, Айзен-сама.
Владыка скинул на пол белоснежный плащ. И, увидев грусть в его глазах, Улькиорра впервые за долгое время почувствовал укол страха.
- Меня не слишком радует то, что я должен сделать, - проговорил Владыка и исчез в шунпо.
Чтобы через неуловимое мгновение Улькиорру швырнул на пол обрушившийся на плечи гнет чудовищной рейацу. Задыхаясь под тяжестью чужой силы, почти ослепнув от мельтешения черных точек в глазах, он только почувствовал холодок, когда отточенное лезвие в несколько движений рассекло на нем одежду.
А за ним пришло невыносимое ощущение чужого присутствия.
Улькиорра рванулся прочь, почти забыв о собственном решении бестрепетно перенести наказание. Жгучий стыд заставил его замереть. До сих пор при нем наказывали только Гриммджо, как же он мог допустить, что Владыка проделает нечто подобное с ним самим? И как он мог сомневаться, что Владыка не знает, как наказать каждого из них?
Ему не удалось долго оставаться безучастным. Зрение отказало окончательно, воздуха не хватало, а прочие органы чувств были почти парализованы чужой силой, и только ощущение кого-то чужого рядом становилось все сильнее.
Улькиорра не терпел вторжения в свое личное пространство. Два, три метра. В редких случаях - расстояние вытянутой руки. Битва не в счет - наверное, поэтому Гриммджо удалось стать исключением: быть с ним было почти равнозначно бою. Сейчас же ощущение чего-то, подбирающегося все ближе, заставляло Улькиорру через силу приподниматься на локтях в попытке отползти назад. Хоть немного, хоть на секунду оттянуть прикосновение, потому что если оно будет...
Оно было. До тошноты, до слепой ярости неправильное и чуждое, заставляющее каждый нерв посылать в мозг волны отвращения. Почувствовав, как десятки рук обшаривают тело, как липкое дыхание щекочет кожу, Улькиорра забыл о собственном зароке. Он боролся, отбрасывая эти руки и сталкивая наваливающиеся сверху тела, но их не становилось меньше, и на место отброшенных приходили новые; даже воздух, казалось, стал вязким от чужого возбужденного дыхания.
Понимание, что будет потом, белой вспышкой взорвалось в мозгу. Ужас перед проникновением вытеснил даже заполнившее, казалось, весь мир отвращение, и Улькиорра по боли в горле понял, что кричит. В отчаянии он высвободил всю свою рейацу, и на несколько секунд стало легче. А потом короткая боль вспыхнула где-то возле плеча, рейацу внезапно ослабла, и это погребло его под собой. И вошло в него.
***
Услышав звук открываемой двери, Гриммджо вновь заставил себя поднять голову.
Проклятая камера жрала рейацу, проклятые цепи жрали рейацу; ксо, следующий, кто войдет сюда, увидит Джаггерджека побежденным. Хотелось рычать от бессильной ярости, но рыка не вышло.
- Яре-яре, ты, кажется, неважно себя чувствуешь, Гриммджо-кун, - Ичимару покачал головой, опускаясь возле него на колени.
Может быть, к лучшему, что не вышло.
Гриммджо не ответил, рассчитывая, что это спишут на слабость. К черту Ичимару, не стоило тратить на него остаток сил; они понадобятся для последней сцены этой комедии. Проклятый Улькиорра, уговоривший его извиниться перед Айзеном. Слушая, как лязгают спадающие цепи, он пытался понять, не было ли его согласие вызвано страхом смерти. Если да... Если да, прощение Айзена бессмысленно.
Гин поднялся, держа в руках обрывок цепи.
- Никогда бы не подумал, - улыбчиво удивился он, рассматривая порванное звено. - Ты очень сильный, Гриммдо-кун.
Гриммджо оскалился, надеясь, что презрительную гримасу не примут за измученную. Он жадно дышал, каждой клеткой впитывая хлынувший к нему поток духовных частиц. Чертовски унизительно, но сейчас даже их казалось много; изголодавшееся тело не справлялось, не могло поглотить всю силу - насыщавшую воздух и исходившую от шинигами.
Шинигами... Против собственной воли Гриммджо потянулся к Ичимару, от которого исходили волны рейацу. Сильной. Насыщенной. Восхитительной.
Гин поспешно поднялся.
- Ну, приходи в себя, Гриммджо-кун, а потом поспеши в тронный зал. Владыка хочет услышать все, что ты хочешь сказать.
Он исчез, едва не заставив Гриммджо взвыть от разочарования.
Прошло несколько бесконечных минут прежде, чем он смог приподняться на локтях и доползти до выхода из камеры. Там духовных частиц стало больше, и вскоре Гриммджо, пошатываясь, уже считал шаги, которые должен был пройти до конца коридора.
Шаг. Второй. Третий...
Он знал, что будет потом. Совсем скоро телу станет мало рассеянной в воздухе рейацу, и тогда придет Голод. Безумный, всепоглощающий, сводящий с ума...
Еще шаг. На ум пришло непрошеное воспоминание о байках, которые иногда травил Ичимару, развлекая больше себя, чем вежливо слушающих его арранкаров. Что-то про вампиров и их голод. Ха. Что смертные, выдумывавшие глупые сказки, могут знать о Голоде Пустого?!
Коридоры были безлюдны. Никто не рискнул стать свидетелем нового унижения Секста Эспада. Его знали слишком хорошо, чтобы понимать: всех в таком состоянии он запомнить не сможет. Но очень. Очень постарается.
Первый приступ Голода пришел, когда он уже видел тонкую полоску света, пробивавшуюся сквозь неплотно прикрытые двери в тронный зал. Привалившись к стене, Гриммджо, сцепив зубы, переждал его. Ничего, это еще ничего, он может думать, он сможет принести-чертовы-извинения-Айзену-не-забыть-сама. А потом... Вспомнив про Заэля с его фрасьоном, Гриммджо едва не завыл, чувствуя, как рот наполняется слюной. Потом он пойдет к Заэлю, и ему не посмеют отказать.
Он осторожно толкнул дверь - отчасти из-за слабости, отчасти из глупого желания хоть ненадолго оттянуть разговор с Владыкой. Увиденное заставило его замереть на месте, и только когда легкие начало жечь огнем, Гриммджо понял, что забыл дышать.
Улькиорра, обнаженный, но почти скрытый светящимся, неприятно пульсирующим облаком энергии, кричал от ужаса, безуспешно пытаясь освободиться.
Гриммджо вцепился зубами в собственное запястье, чтобы увериться, что это не галлюцинация. Занятная предсмертная галлюцинация дохнущего в камере арранкара. Только вот почему его заставляют видеть, как Шиффер вслепую бьет церо и высвобождает рейацу, и как Айзен, стоящий над ним, неторопливо поднимает меч и скупым движением отсекает руку?!
Белоснежная рука, по-паучьи подергивающаяся, осталась лежать на полу. Сгусток энергии скрыл Шиффера с головой. Гриммджо тупо смотрел на скребущие по полу пальцы, словно рука, даже оставшись без хозяина, старалась оказаться как можно дальше отсюда.
Он умирает. Он просто подыхает сейчас в камере.
А потом вновь пришел Голод, выбивший из головы все мысли и оставивший лишь плещущую рейацу арранкара. Сильную, пахнущую ужасом и беспомощностью, спасительную рейацу.
Давясь хриплым рыком, он ввалился в зал, не видя перед собой ничего, кроме еды, и готовый смести все, что встанет на его пути - Голод притупил даже слабость. Он едва заметил, как Победитель арранкара неторопливо отошел и скрылся за одной из дверей. Тем лучше, не придется драться за добычу.
***
- Ты именно этого хотел? - против обыкновения на лице Гина не было улыбки. Он стоял у приоткрытой двери, наблюдая за происходящим в зале - очень внимательно наблюдая, и тем давая Айзену возможность взять себя в руки.
Иногда Гин умел быть тактичным.
Соуске усилием воли заставил свое дыхание выровняться:
- Не совсем, - раз Гин тактичен сейчас, он не обратит внимание на хриплые нотки в голосе, можно не откладывать разговор, - но так тоже сойдет.
- А Гриммджо-кун не сожрет Улькиорру-кун? - обеспокоено спросил Ичимару. - После этого его придется казнить, конечно, а гибель сразу двоих Эспада...
- Будем надеяться на лучшее, - Айзен улыбнулся. - И проследим на всякий случай.
***
Хвала инстинктам, не позволившим ему сразу сожрать арранкара. Когда второй приступ Голода чуть отступил, Гриммджо обнаружил себя жадно вылизывающим обрубок руки Улькиорры. Он со стоном оторвался от восхитительно сладкой, насыщенной рейацу крови, и посмотрел на поверженного Кварту.
Несмотря на широко открытые глаза Шиффер, похоже, был где-то далеко, и все еще продолжал бороться с кем-то или чем-то, чего Гриммджо не видел и хвала богам, что не видел, такой ужас был написан на белом лице.
Гриммджо тупо смотрел на бьющегося в невидимых путах Улькиорру и пытался думать. Сожрать его сейчас означало верную смерть - такое с рук не спустят. Но именно это он и сделает через минуту, когда Голод вновь вернется, еще более мучительный после первой поглощенной рейацу. А уйти он не может, Гриммджо понимал, что не может, чувствуя, как воздух звенит от насыщающей его силы...
Со стоном отчаяния Гриммджо склонился над Улькиоррой. Он должен был получить энергию, любым способом. К счастью, тело арранкара, даже искалеченного, даже раздавленного странной иллюзией, реагировало. И Секста лихорадочно вылизывал дыру в горле и старался прятать когти, отыскивая на белом теле точки скопления силы. Получалось плохо, белая кожа кровоточила от множества порезов. Плевать. Улькиорра отзывался, его рейацу начинала собираться вокруг Гриммджо.
Когда-то - до Куросаки - им обоим нравилось растягивать этот момент; иногда они даже решали повторить весь процесс ради восхитительно ощущения силы-на-двоих. Сейчас было не до того. Успеть. Успеть!
Постанывая от нетерпения, Гриммджо гладил часто вздымающуюся грудь, живот, вылизывал твердеющий член... Новый приступ Голода настиг его одновременно с хлынувшим в тело потоком рейацу. Гриммджо закричал. Он помнил это чувство, испытав его лишь однажды, еще адьюкасом - когда, подыхающий от ран, он из последних сил задрал мелкого Пустого. Наслаждение, пришедшее вместо боли, было ошеломляющим.
Задыхаясь, Гриммджо слепо ласкал выгибающееся под ним тело. Еще, еще! О, все, что угодно, лишь бы еще!
Он не помнил, как запечатал Пантеру, не помнил, как, приподняв бедра поверженного арранкара, вошел в него.
Запомнилась единственная рука, вцепившаяся в волосы и с неожиданной силой склонившая его голову к чернеющей в горле дыре. Жадно урча, Гриммджо запустил внутрь язык, чувствуя, как все сильнее становятся пульсирующие волны.
Еще!
***
Кошмар закончился внезапно, сметенный прокатившейся по телу волной удовольствия. Знакомые прикосновения, знакомая сила... Гриммджо?! Зрение возвращалось слишком медленно, чтобы он мог опознать Сексту в склонившемся над ним расплывчатом силуэте. Откуда? Неважно.
Улькиорра потянулся к арранкару, чтобы удержать его - как угодно, любой ценой, удержать, не дать исчезнуть, не дать вернуться наваждению. Боль оставалась, но и она была прекрасна, если это цена присутствия Сексты, Улькиорра готов терпеть ее, только не уходи, не...
Но Гриммджо, кажется, и не думал исчезать. Урча, он гладил и вылизывал все его тело, и Улькиорра в полузабытьи зарывался пальцами в гриву... в волосы, и гладил ладонями напряженные плечи, смутно удивляясь странным ощущениям. Гриммджо, повинуясь пригибающей голову руке, проник языком в его дыру Холлоу, и мир на время перестал существовать, сузившись до движений языка и резких толчков внутри, заставляющих бледнеть остатки тошнотворных воспоминаний...
Он так и не отпустил Джаггерджека, слепо сжимая в пригоршне взъерошенные волосы, и медленно приходя в себя под последние толчки и содрогания арранкара. Гриммджо со стоном рухнул сверху, но даже эта тяжесть была приятна - Улькиорра лежал, вдыхая знакомый запах разгоряченного тела, слушая хриплое дыхание и бессмысленно глядя в потолок. Мыслей не было. Да их и не хотелось, потому что...
Белое пятно на периферии зрения привлекло рассеянное внимание. Улькиорра лениво повернул голову, рассматривая свою руку, лежащую на полу в метре от них.
Руку.
И мир все-таки разлетелся на звонкие осколки.
***
Улькиорра со странным звуком дернулся под ним и затих. Гриммджо разлепил тяжелые веки, лениво посмотрел на распластавшегося на полу арранкара. Двигаться не хотелось. Не хотелось даже думать - только спать, долго и крепко, усваивая поглощенную рейацу и восстанавливая силы.
Шиффер смотрел в сторону невидящими глазами. Проследив его взгляд, Гриммджо вздрогнул. Рука. Уже неподвижная, она все же выглядела до жутковатого странно, ярко-белым пятном выделяясь на фоне сворачивающейся крови.
Гриммджо опустил глаза. Они оба тоже были в крови. Весь этот хренов зал был в крови, а Шиффер, кажется, собирался сдохнуть прямо под ним от избытка острых ощущений... Ксо!
Пошатываясь, он поднялся, кое-как затянул пояс. С минуту тупо рассматривал превращенную в бесполезные тряпки одежду Улькиорры, прежде чем подобрать с пола уцелевший плащ. Улькиорра тонул в этом плаще, вместе со своей чертовой кровью и чертовой рукой, его удалось завернуть почти с головой, и хорошо, потому что Шиффер и его чертова рука - не то зрелище, которое хочется видеть, приходя в себя посреди хренова тронного зала со смутными воспоминаниями о том, как имел Шиффера на полу этого зала.
Он побрел к выходу, стараясь осторожнее держать свою ношу. Заэль... Он собирался пойти к Заэлю, Заэль должен помочь.
Шаг. Другой. Еще...
Гриммджо сморгнул, когда перед ним оказалась лестница, ведущая к коридору, ведущему к его камере, вед... Женщина! Пленница, которую Улькиорра притащил с грунта, кажется, затем только, чтобы нянчиться с ней и терпеть ее капризы. Но раз она смогла восстановить его руку, она вылечит и Шиффера.
Определившись, наконец, с целью, Гриммджо зашагал быстрее.
***
- А если бы он пошел к Заэльаполло-кун?
Соуске усмехнулся, не отрываясь от монитора:
- Не дошел бы. Пришлось бы вновь и вновь оказываться у лестницы, пока не дойдет, прости за дурной каламбур.
- Ну что Вы, Айзен-ками-тайчо, каламбур божественный... так ты думаешь, Улькиорра-кун поможет изучить силу Орихиме-тян?
- Уверен. Если Улькиорра не сможет сохранить четких образцов рейацу, не сможет никто. Создать полноценный артефакт вряд ли выйдет, но подобия, аналоги...
- Айзен-ками-тайчо, меня пугает блеск в Ваших глазах... что, прости?
- ...плюс в конечном итоге у меня появился повод простить Гриммджо. Он еще пригодится.
***
- ...не буду!
Улькиорра медленно выплывал из забытья, прислушиваясь к звукам спора. Боли не было. Было тепло и окружавшее его золотистое сияние, поглотившее Улькиорру без остатка, но жалко себя не было, не сейчас, берите...
- Будешь!
Почему они не могут спорить потише? Он открыл глаза, намереваясь призвать спорщиков к порядку.
Гриммджо нависал над сжавшейся, но не сломленной Орихиме, потрясая тарелкой с куском шоколадного торта.
- Будешь, или я накормлю тебя силой!
Улькиорра едва заметно покачал головой: подобные угрозы на пленницу не слишком-то действовали. Хотя с Гриммджо станется...
Этого оказалось достаточно, чтобы спорщики переключили внимание на него:
- Улькиорра-сан, Вы очнулись?
- Йо, Шиффер. Ты живой?
Живой, и не надейтесь, хотелось ответить Улькиорре, но вместо этого он со вздохом закрыл глаза.
- ...не буду есть! Куросаки-кун за мной придет!
- И хороша ты будешь, если встретишь его мореным скелетом.
- Э... Аноо... Может быть, я все-таки попробую. Маленький кусочек.
Наверное, это все-таки ему уже снилось, но Улькиорра не был против.
Было тепло.
-==The end==-
Предупреждение: Изнасилование с применением грубой физической силы, кровью, лишением любых конечностей и другим уродованием тела.
Пейринг: Айзен/Улькиорра, Гриммджо/Улькиорра.
От автора: Кроме меча Айзена - никаких девайсов. За процессом наблюдает Гриммджо
ЧитатьКомната пленницы находилась в дальнем конце крыла. От тронного зала направо, мимо покоев Заэля, длинная лестница вниз, и еще дважды налево. Улькиорра вслушивался в эхо собственных шагов и гадал, что думает Орихиме, зная, что бессменный тюремщик вот-вот войдет к ней. Глупо, конечно - ничего она не слышит, камера хорошо изолирована. Владыка объяснял, что ничто так не действует на заключенного, как чувство полного одиночества. Это было правдой: с каждым разом девушка все оживленнее поднималась навстречу арранкару, а несколько дней назад впервые попыталась завязать с ним разговор.
Улькиорра остановился у двери в комнату через одну от комнаты Орихиме. Несколько секунд постоял, раздумывая, а затем потянулся к заслонке смотрового окошка.
За дверью вот уже четыре дня бесновался прикованный зверь. Вот уже четыре дня, словно чувствуя чужой взгляд, он встречал соглядатая яростным рыком и отчаянными попытками порвать цепи. Джаггерджек был силен, и Джаггерджек не умел признавать поражение, и каждый раз Владыка только огорченно качал головой в ответ на короткий доклад Улькиорры: "Пытается вырваться".
Сегодня был пятый день. Улькиорра не был уверен, что хочет увидеть то, что должен увидеть.
Средней силы арранкар умирал в этой камере за четыре дня, и до последнего времени никто не проверял, сколько продержится там Эспада. Глядя, как день ото дня слабеют рывки пантеры, Улькиорра ждал, что завтра он увидит в светящихся синих глазах смирение. Но если попытки вырваться с каждым днем становились все слабее, ярость оставалась прежней.
Зверь лежал неподвижно. Костяные пластины мутно белели в темноте камеры, и даже в этом было нечто нездоровое. Улькиорра на мгновение задержал дыхание: казалось, даже воздух камеры был пропитан запахом скорой смерти. Но, почувствовав взгляд, Джаггерджек вновь тяжело вскинул голову. Глаза сверкнули из-под спутанной гривы, когти проскрежетали по соединенной с ошейником цепи.
Улькиорра против обыкновения не спешил закрывать заслонку.
Эспада не должен был умирать так - на глазах у мелкой сошки и подобно ей. Эта смерть ляжет тенью позора на остальных, лишая первую десятку ореола избранности.
Возвращение Гриммджо стало неожиданностью для всех - подобные отставки не из тех, что можно попросту отменить. Приварон бесновались в своем логове, лишенные появившейся было надежды. Девять сильнейших учились снова считаться с Джаггерджеком. Он вернулся весь - возмутительно яркий, шумный и созданный для того, чтобы приносить окружающим как можно больше неприятностей.
Разумнее было бы исключить Владыку из списка окружающих, но Секста вновь получил свой номер, казалось, только затем, чтобы немедленно разгневать Айзена-сама демонстрацией неповиновения. Что же, наказание и должно было быть показательно суровым.
Улькиорра не думал, что Владыка всерьез ожидал от Гриммджо смирения, значит, это была казнь, и оставалось только дожидаться дня, когда Айзен-сама печально покачает головой в ответ на новую формулировку: "Секста Эспада Гриммджо Джаггерджек мертв".
Он смотрел в глаза Гриммджо еще несколько секунд прежде чем закрыть заслонку. Теперь Улькиорра должен был зайти к Орихиме и отнести еду, к которой она все равно почти не притронется. Вместо этого Кварта, еще немного помедлив, аккуратно опустил поднос на пол и отпер дверь.
Никто из Эспада не должен умирать так.
Улькиорра шагнул в полумрак камеры. Гриммджо вскинул голову и с трудом приподнялся на локтях.
Они враждовали сколько Кварта себя помнил, и он не раз желал своему противнику смерти, признавая, впрочем, что предпочел бы подчинить его. Предпринятая однажды попытка показала, что силу применять бесполезно, и привела к неожиданным результатам, но оба арранкара решили для себя, что нашли неплохой способ выплескивать взаимную агрессию. Тогда же появилось новое желание, поднимавшее голову всякий раз, когда Улькиорра вслушивался в сонное дыхание рядом: приручить?
Хотя глупо было надеяться преуспеть в том, что не слишком удавалось даже Владыке. Защищая свой фрасьон, к равным Гриммджо никогда не демонстрировал ни малейшей привязанности. Равный мог быть противником или временным союзником против другого равного; Джаггерджек не раз демонстрировал умение заключать временные союзы. Не с Квартой, впрочем, но и не против Кварты.
Так было, пока не появился Куросаки. Улькиорра, не раз желавший узнать, может ли Гриммджо испытывать привязанность к кому-то вне фрасьона, успел не раз пожалеть об этом желании. То, что Джаггерджек мечтал уничтожить рыжего шинигами, роли не играло: он был одержим, и при упоминании имени противника становился похож на хищника перед прыжком.
Это было неправильно. Ничтожество, которое не в состоянии даже справиться с собственной силой, не могло так просто завладеть вниманием Секста Эспада. Это раздражало.
Гриммджо глухо зарычал и лязгнул зубами, когда Улькиорра присел рядом с ним на корточки. Кварта покачал головой: прошла почти секунда, прежде чем зубы сомкнулись там, где была его рука. Он запустил пальцы во всклокоченную гриву и рывком вздернул голову зверя:
- Хватит, Гриммджо. Ты не сможешь уже причинить мне вред. Ты почти мертв.
Джаггерджек несколько раз сипло вдохнул воздух прежде чем ответить, но все равно стоило труда различить в хриплом полурыке слова:
- Так что ты тут забыл?
Улькиорра еще раз обдумал то, что собирался сказать. Он никогда раньше не обманывал Владыку, и не верил всерьез, что это возможно. Но ведь он и не собирается никого обманывать. Просто объяснить все проклятому упрямцу и не допустить позорной смерти одного из Эспада.
- Я хочу, чтобы ты извинился перед Владыкой.
Реакция Джаггерджека была предсказуема, и дождавшись, пока отзвучит лающий смех, Кварта продолжил:
- Чего ты добьешься своей смертью? Тоусен скажет, что туда тебе и дорога, и все арранкары присоединятся к его словам.
Острые уши прижались к черепу. Улькиорра одобрительно кивнул себе: направленная на кого-то злость была лучше бесцельной ярости.
- Айзен-сама сочтет, что потеря одного из Эспада стоит демонстрации контроля, - Улькиорра вздохнул, прежде чем выложить последний козырь, - а Куросаки убьет кто-то другой. Ты этого хочешь, Гриммджо Джаггерджек?
Он с удовольствием смотрел, как яростно сощуренные глаза изумленно расширяются, и ждал новой реакции. Улькиорре всегда нравилось смотреть, как Гриммджо переключается между эмоциями - словно существование других чувств помимо тех, что владели им в данный момент, каждый раз донельзя удивляло его.
- Прекрати бунтовать сейчас, - негромко сказал он глядя в светлеющие голубые глаза, - и получишь возможность изменить ситуацию. Ну же, Гриммджо. Что ты ответишь?
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем в навалившейся на них тишине прозвучало:
- Да.
- Ты принял верное решение, - кивнул Улькиорра.
Прежде чем подняться и уйти, он не смог отказать себе в удовольствии запустить руку еще глубже в жесткие волосы и почесать зверя возле уха. Злость должна помочь Гриммджо продержаться до освобождения.
С неудовольствием сократив время визита к пленнице до минимума, Улькиорра поспешил к Владыке. Сегодня он мог сказать то, что желал сказать вот уже пять дней:
- Гриммджо Джаггерджек готов принести извинения.
Между арранкарами прошелестел удивленный шепоток, Ичимару-сама всплеснул руками, и даже Тоусен-сама приподнял брови.
Владыка помедлил, дожидаясь, пока вновь станет тихо, и с улыбкой произнес:
- Весьма похвально с его стороны. Ичимару-сан, пришли Гриммджо ко мне, я выслушаю его, - он поднялся и обвел зал рукой, - я благодарю вас за присутствие сегодня, теперь вы свободны.
Переглядываясь, арранкары потянулись к выходу. Улькиорра оценил ход: Владыка желает пощадить и без того раненую гордость Джаггерджека... и не желает, чтобы после заявления Улькиорры пришлось вновь возвращать строптивого арранкара в камеру, если тот продемонстрирует недостаточное смирение. Куда мудрее будет выслушать извинения наедине.
Голос Владыки остановил его в дверях зала:
- Улькиорра, пожалуйста, задержись ненадолго.
Еще до того, как повернуться к Айзену-сама и увидеть на его лице грустную улыбку, Улькиорра понял: Владыке все известно.
Владыка ожидал его у тронного возвышения. Кварта медленно пошел навстречу. Страха не было: Айзен-сама всегда доверял его суждениям. Но надежды уйти безнаказанным не было тоже.
Шаг. Еще один. Поклон.
Что же. Ему не повезло.
Владыка кивнул в ответ, и Улькиорра счел возможным нарушить молчание первым:
- Мне пояснить причины моего поступка, Айзен-сама?
Владыка покачал головой:
- Сперва попробую я, хорошо? А если что-то будет не так, ты меня поправишь.
Дождавшись согласного кивка, он проговорил:
- Ты счел, что смерть Гриммджо в камере нанесет урон престижу Эспада в глазах прочих арранкаров, и решил, что небольшой обман принесет больше пользы, верно?
- Да, Айзен-сама.
Добавить и в самом деле было нечего. Вряд ли Владыке интересно будет услышать о раздражении, охватывающем Кварта Эспада при упоминании имени Куросаки, или о том, что на месте вражды с Джаггерджеком образуется пустота, которую долго будет нечем заполнить? Или... Неважно. Владыка все изложил верно.
- Я понимаю тебя, и принимаю твое решение. Гриммджо будет прощен, если произнесет слова извинения. Но, Улькиорра, ты знаешь - каждое действие имеет свои последствия. И, приняв во внимание - безусловно, верно - последствия смерти Гриммджо для остальных Эспада, ты не подумал, были ли у моего решения иные причины, кроме воспитательных.
Кварта согласно кивнул. За проступком должно следовать наказание - это закон любого прочного социума. Что Айзен-сама подразумевал под иными причинами, он сможет подумать позже.
- Я готов принять наказание, Айзен-сама.
Владыка скинул на пол белоснежный плащ. И, увидев грусть в его глазах, Улькиорра впервые за долгое время почувствовал укол страха.
- Меня не слишком радует то, что я должен сделать, - проговорил Владыка и исчез в шунпо.
Чтобы через неуловимое мгновение Улькиорру швырнул на пол обрушившийся на плечи гнет чудовищной рейацу. Задыхаясь под тяжестью чужой силы, почти ослепнув от мельтешения черных точек в глазах, он только почувствовал холодок, когда отточенное лезвие в несколько движений рассекло на нем одежду.
А за ним пришло невыносимое ощущение чужого присутствия.
Улькиорра рванулся прочь, почти забыв о собственном решении бестрепетно перенести наказание. Жгучий стыд заставил его замереть. До сих пор при нем наказывали только Гриммджо, как же он мог допустить, что Владыка проделает нечто подобное с ним самим? И как он мог сомневаться, что Владыка не знает, как наказать каждого из них?
Ему не удалось долго оставаться безучастным. Зрение отказало окончательно, воздуха не хватало, а прочие органы чувств были почти парализованы чужой силой, и только ощущение кого-то чужого рядом становилось все сильнее.
Улькиорра не терпел вторжения в свое личное пространство. Два, три метра. В редких случаях - расстояние вытянутой руки. Битва не в счет - наверное, поэтому Гриммджо удалось стать исключением: быть с ним было почти равнозначно бою. Сейчас же ощущение чего-то, подбирающегося все ближе, заставляло Улькиорру через силу приподниматься на локтях в попытке отползти назад. Хоть немного, хоть на секунду оттянуть прикосновение, потому что если оно будет...
Оно было. До тошноты, до слепой ярости неправильное и чуждое, заставляющее каждый нерв посылать в мозг волны отвращения. Почувствовав, как десятки рук обшаривают тело, как липкое дыхание щекочет кожу, Улькиорра забыл о собственном зароке. Он боролся, отбрасывая эти руки и сталкивая наваливающиеся сверху тела, но их не становилось меньше, и на место отброшенных приходили новые; даже воздух, казалось, стал вязким от чужого возбужденного дыхания.
Понимание, что будет потом, белой вспышкой взорвалось в мозгу. Ужас перед проникновением вытеснил даже заполнившее, казалось, весь мир отвращение, и Улькиорра по боли в горле понял, что кричит. В отчаянии он высвободил всю свою рейацу, и на несколько секунд стало легче. А потом короткая боль вспыхнула где-то возле плеча, рейацу внезапно ослабла, и это погребло его под собой. И вошло в него.
***
Услышав звук открываемой двери, Гриммджо вновь заставил себя поднять голову.
Проклятая камера жрала рейацу, проклятые цепи жрали рейацу; ксо, следующий, кто войдет сюда, увидит Джаггерджека побежденным. Хотелось рычать от бессильной ярости, но рыка не вышло.
- Яре-яре, ты, кажется, неважно себя чувствуешь, Гриммджо-кун, - Ичимару покачал головой, опускаясь возле него на колени.
Может быть, к лучшему, что не вышло.
Гриммджо не ответил, рассчитывая, что это спишут на слабость. К черту Ичимару, не стоило тратить на него остаток сил; они понадобятся для последней сцены этой комедии. Проклятый Улькиорра, уговоривший его извиниться перед Айзеном. Слушая, как лязгают спадающие цепи, он пытался понять, не было ли его согласие вызвано страхом смерти. Если да... Если да, прощение Айзена бессмысленно.
Гин поднялся, держа в руках обрывок цепи.
- Никогда бы не подумал, - улыбчиво удивился он, рассматривая порванное звено. - Ты очень сильный, Гриммдо-кун.
Гриммджо оскалился, надеясь, что презрительную гримасу не примут за измученную. Он жадно дышал, каждой клеткой впитывая хлынувший к нему поток духовных частиц. Чертовски унизительно, но сейчас даже их казалось много; изголодавшееся тело не справлялось, не могло поглотить всю силу - насыщавшую воздух и исходившую от шинигами.
Шинигами... Против собственной воли Гриммджо потянулся к Ичимару, от которого исходили волны рейацу. Сильной. Насыщенной. Восхитительной.
Гин поспешно поднялся.
- Ну, приходи в себя, Гриммджо-кун, а потом поспеши в тронный зал. Владыка хочет услышать все, что ты хочешь сказать.
Он исчез, едва не заставив Гриммджо взвыть от разочарования.
Прошло несколько бесконечных минут прежде, чем он смог приподняться на локтях и доползти до выхода из камеры. Там духовных частиц стало больше, и вскоре Гриммджо, пошатываясь, уже считал шаги, которые должен был пройти до конца коридора.
Шаг. Второй. Третий...
Он знал, что будет потом. Совсем скоро телу станет мало рассеянной в воздухе рейацу, и тогда придет Голод. Безумный, всепоглощающий, сводящий с ума...
Еще шаг. На ум пришло непрошеное воспоминание о байках, которые иногда травил Ичимару, развлекая больше себя, чем вежливо слушающих его арранкаров. Что-то про вампиров и их голод. Ха. Что смертные, выдумывавшие глупые сказки, могут знать о Голоде Пустого?!
Коридоры были безлюдны. Никто не рискнул стать свидетелем нового унижения Секста Эспада. Его знали слишком хорошо, чтобы понимать: всех в таком состоянии он запомнить не сможет. Но очень. Очень постарается.
Первый приступ Голода пришел, когда он уже видел тонкую полоску света, пробивавшуюся сквозь неплотно прикрытые двери в тронный зал. Привалившись к стене, Гриммджо, сцепив зубы, переждал его. Ничего, это еще ничего, он может думать, он сможет принести-чертовы-извинения-Айзену-не-забыть-сама. А потом... Вспомнив про Заэля с его фрасьоном, Гриммджо едва не завыл, чувствуя, как рот наполняется слюной. Потом он пойдет к Заэлю, и ему не посмеют отказать.
Он осторожно толкнул дверь - отчасти из-за слабости, отчасти из глупого желания хоть ненадолго оттянуть разговор с Владыкой. Увиденное заставило его замереть на месте, и только когда легкие начало жечь огнем, Гриммджо понял, что забыл дышать.
Улькиорра, обнаженный, но почти скрытый светящимся, неприятно пульсирующим облаком энергии, кричал от ужаса, безуспешно пытаясь освободиться.
Гриммджо вцепился зубами в собственное запястье, чтобы увериться, что это не галлюцинация. Занятная предсмертная галлюцинация дохнущего в камере арранкара. Только вот почему его заставляют видеть, как Шиффер вслепую бьет церо и высвобождает рейацу, и как Айзен, стоящий над ним, неторопливо поднимает меч и скупым движением отсекает руку?!
Белоснежная рука, по-паучьи подергивающаяся, осталась лежать на полу. Сгусток энергии скрыл Шиффера с головой. Гриммджо тупо смотрел на скребущие по полу пальцы, словно рука, даже оставшись без хозяина, старалась оказаться как можно дальше отсюда.
Он умирает. Он просто подыхает сейчас в камере.
А потом вновь пришел Голод, выбивший из головы все мысли и оставивший лишь плещущую рейацу арранкара. Сильную, пахнущую ужасом и беспомощностью, спасительную рейацу.
Давясь хриплым рыком, он ввалился в зал, не видя перед собой ничего, кроме еды, и готовый смести все, что встанет на его пути - Голод притупил даже слабость. Он едва заметил, как Победитель арранкара неторопливо отошел и скрылся за одной из дверей. Тем лучше, не придется драться за добычу.
***
- Ты именно этого хотел? - против обыкновения на лице Гина не было улыбки. Он стоял у приоткрытой двери, наблюдая за происходящим в зале - очень внимательно наблюдая, и тем давая Айзену возможность взять себя в руки.
Иногда Гин умел быть тактичным.
Соуске усилием воли заставил свое дыхание выровняться:
- Не совсем, - раз Гин тактичен сейчас, он не обратит внимание на хриплые нотки в голосе, можно не откладывать разговор, - но так тоже сойдет.
- А Гриммджо-кун не сожрет Улькиорру-кун? - обеспокоено спросил Ичимару. - После этого его придется казнить, конечно, а гибель сразу двоих Эспада...
- Будем надеяться на лучшее, - Айзен улыбнулся. - И проследим на всякий случай.
***
Хвала инстинктам, не позволившим ему сразу сожрать арранкара. Когда второй приступ Голода чуть отступил, Гриммджо обнаружил себя жадно вылизывающим обрубок руки Улькиорры. Он со стоном оторвался от восхитительно сладкой, насыщенной рейацу крови, и посмотрел на поверженного Кварту.
Несмотря на широко открытые глаза Шиффер, похоже, был где-то далеко, и все еще продолжал бороться с кем-то или чем-то, чего Гриммджо не видел и хвала богам, что не видел, такой ужас был написан на белом лице.
Гриммджо тупо смотрел на бьющегося в невидимых путах Улькиорру и пытался думать. Сожрать его сейчас означало верную смерть - такое с рук не спустят. Но именно это он и сделает через минуту, когда Голод вновь вернется, еще более мучительный после первой поглощенной рейацу. А уйти он не может, Гриммджо понимал, что не может, чувствуя, как воздух звенит от насыщающей его силы...
Со стоном отчаяния Гриммджо склонился над Улькиоррой. Он должен был получить энергию, любым способом. К счастью, тело арранкара, даже искалеченного, даже раздавленного странной иллюзией, реагировало. И Секста лихорадочно вылизывал дыру в горле и старался прятать когти, отыскивая на белом теле точки скопления силы. Получалось плохо, белая кожа кровоточила от множества порезов. Плевать. Улькиорра отзывался, его рейацу начинала собираться вокруг Гриммджо.
Когда-то - до Куросаки - им обоим нравилось растягивать этот момент; иногда они даже решали повторить весь процесс ради восхитительно ощущения силы-на-двоих. Сейчас было не до того. Успеть. Успеть!
Постанывая от нетерпения, Гриммджо гладил часто вздымающуюся грудь, живот, вылизывал твердеющий член... Новый приступ Голода настиг его одновременно с хлынувшим в тело потоком рейацу. Гриммджо закричал. Он помнил это чувство, испытав его лишь однажды, еще адьюкасом - когда, подыхающий от ран, он из последних сил задрал мелкого Пустого. Наслаждение, пришедшее вместо боли, было ошеломляющим.
Задыхаясь, Гриммджо слепо ласкал выгибающееся под ним тело. Еще, еще! О, все, что угодно, лишь бы еще!
Он не помнил, как запечатал Пантеру, не помнил, как, приподняв бедра поверженного арранкара, вошел в него.
Запомнилась единственная рука, вцепившаяся в волосы и с неожиданной силой склонившая его голову к чернеющей в горле дыре. Жадно урча, Гриммджо запустил внутрь язык, чувствуя, как все сильнее становятся пульсирующие волны.
Еще!
***
Кошмар закончился внезапно, сметенный прокатившейся по телу волной удовольствия. Знакомые прикосновения, знакомая сила... Гриммджо?! Зрение возвращалось слишком медленно, чтобы он мог опознать Сексту в склонившемся над ним расплывчатом силуэте. Откуда? Неважно.
Улькиорра потянулся к арранкару, чтобы удержать его - как угодно, любой ценой, удержать, не дать исчезнуть, не дать вернуться наваждению. Боль оставалась, но и она была прекрасна, если это цена присутствия Сексты, Улькиорра готов терпеть ее, только не уходи, не...
Но Гриммджо, кажется, и не думал исчезать. Урча, он гладил и вылизывал все его тело, и Улькиорра в полузабытьи зарывался пальцами в гриву... в волосы, и гладил ладонями напряженные плечи, смутно удивляясь странным ощущениям. Гриммджо, повинуясь пригибающей голову руке, проник языком в его дыру Холлоу, и мир на время перестал существовать, сузившись до движений языка и резких толчков внутри, заставляющих бледнеть остатки тошнотворных воспоминаний...
Он так и не отпустил Джаггерджека, слепо сжимая в пригоршне взъерошенные волосы, и медленно приходя в себя под последние толчки и содрогания арранкара. Гриммджо со стоном рухнул сверху, но даже эта тяжесть была приятна - Улькиорра лежал, вдыхая знакомый запах разгоряченного тела, слушая хриплое дыхание и бессмысленно глядя в потолок. Мыслей не было. Да их и не хотелось, потому что...
Белое пятно на периферии зрения привлекло рассеянное внимание. Улькиорра лениво повернул голову, рассматривая свою руку, лежащую на полу в метре от них.
Руку.
И мир все-таки разлетелся на звонкие осколки.
***
Улькиорра со странным звуком дернулся под ним и затих. Гриммджо разлепил тяжелые веки, лениво посмотрел на распластавшегося на полу арранкара. Двигаться не хотелось. Не хотелось даже думать - только спать, долго и крепко, усваивая поглощенную рейацу и восстанавливая силы.
Шиффер смотрел в сторону невидящими глазами. Проследив его взгляд, Гриммджо вздрогнул. Рука. Уже неподвижная, она все же выглядела до жутковатого странно, ярко-белым пятном выделяясь на фоне сворачивающейся крови.
Гриммджо опустил глаза. Они оба тоже были в крови. Весь этот хренов зал был в крови, а Шиффер, кажется, собирался сдохнуть прямо под ним от избытка острых ощущений... Ксо!
Пошатываясь, он поднялся, кое-как затянул пояс. С минуту тупо рассматривал превращенную в бесполезные тряпки одежду Улькиорры, прежде чем подобрать с пола уцелевший плащ. Улькиорра тонул в этом плаще, вместе со своей чертовой кровью и чертовой рукой, его удалось завернуть почти с головой, и хорошо, потому что Шиффер и его чертова рука - не то зрелище, которое хочется видеть, приходя в себя посреди хренова тронного зала со смутными воспоминаниями о том, как имел Шиффера на полу этого зала.
Он побрел к выходу, стараясь осторожнее держать свою ношу. Заэль... Он собирался пойти к Заэлю, Заэль должен помочь.
Шаг. Другой. Еще...
Гриммджо сморгнул, когда перед ним оказалась лестница, ведущая к коридору, ведущему к его камере, вед... Женщина! Пленница, которую Улькиорра притащил с грунта, кажется, затем только, чтобы нянчиться с ней и терпеть ее капризы. Но раз она смогла восстановить его руку, она вылечит и Шиффера.
Определившись, наконец, с целью, Гриммджо зашагал быстрее.
***
- А если бы он пошел к Заэльаполло-кун?
Соуске усмехнулся, не отрываясь от монитора:
- Не дошел бы. Пришлось бы вновь и вновь оказываться у лестницы, пока не дойдет, прости за дурной каламбур.
- Ну что Вы, Айзен-ками-тайчо, каламбур божественный... так ты думаешь, Улькиорра-кун поможет изучить силу Орихиме-тян?
- Уверен. Если Улькиорра не сможет сохранить четких образцов рейацу, не сможет никто. Создать полноценный артефакт вряд ли выйдет, но подобия, аналоги...
- Айзен-ками-тайчо, меня пугает блеск в Ваших глазах... что, прости?
- ...плюс в конечном итоге у меня появился повод простить Гриммджо. Он еще пригодится.
***
- ...не буду!
Улькиорра медленно выплывал из забытья, прислушиваясь к звукам спора. Боли не было. Было тепло и окружавшее его золотистое сияние, поглотившее Улькиорру без остатка, но жалко себя не было, не сейчас, берите...
- Будешь!
Почему они не могут спорить потише? Он открыл глаза, намереваясь призвать спорщиков к порядку.
Гриммджо нависал над сжавшейся, но не сломленной Орихиме, потрясая тарелкой с куском шоколадного торта.
- Будешь, или я накормлю тебя силой!
Улькиорра едва заметно покачал головой: подобные угрозы на пленницу не слишком-то действовали. Хотя с Гриммджо станется...
Этого оказалось достаточно, чтобы спорщики переключили внимание на него:
- Улькиорра-сан, Вы очнулись?
- Йо, Шиффер. Ты живой?
Живой, и не надейтесь, хотелось ответить Улькиорре, но вместо этого он со вздохом закрыл глаза.
- ...не буду есть! Куросаки-кун за мной придет!
- И хороша ты будешь, если встретишь его мореным скелетом.
- Э... Аноо... Может быть, я все-таки попробую. Маленький кусочек.
Наверное, это все-таки ему уже снилось, но Улькиорра не был против.
Было тепло.
-==The end==-
@темы: Fanfiction
о, в своё время видела этот фик на кинке...вообще, удивительная вещь получилась. больше всего меня удивил хэ. ведь по сути события развивались, мягко говоря, трагично. но вообще очень хорошо написано. в том плане, что равнодушным тут остаться сложно.
имхо, конечно.