[blindfidelity]

Название: Подарок
Жанр: Мыльная опера по мотивам аниме "Bleach"
Пейринги: Гин/Улькиорра, Гин/Гриммджоу, Айзен/Улькиорра
Рейтинг: до НС-17?

Рискуем здравым смыслом?)

Пролог

Муза: Бедный-бедный Ичимару Гин. Скучно там у них, в Уэко Мундо...
Моск: Э?

Как далеко может зайти печально известный Ичимару Гин в поисках развлечений? Вопрос остается без ответа. Но если он желает развлечь Айзена...
... то почему бы не потащить его на стриптиз? Когда они в последний раз видели женщину?
Но не в Сейретей же идти! Гин знал один неплохой стриптиз-клуб в мире живых. Неплохое местечко! Айзен рассмеялся, услышав предложение Гина, но почему-то согласился.
- Возьмем с собой арранкаров? – спросил Гин. – Можно будет спокойно отвлечься, пока они стоят на страже.
Айзен не возражал.
- Кого-нибудь достаточно сильного - кого-то из басто-лордов, - продолжил Гин. - Достаточно дисциплинированного, чтоб не отвлекался на шоу. Достаточно симпатичного, чтобы не сбивал настроение. Достаточно сообразительного, чтоб не смешил меня. Достаточно сдержанного, чтобы не бесил меня и нравился тебе. Достаточно...
- Достаточно! – почти взмолился Айзен.
- Значит, Улькиорра? – мурлыкнул Гин.
Поход в клуб определенно развлек Владыку. Правда, немного не так, как ожидал Гин: Айзен больше смотрел на Улькиорру, чем на сцену, особенно после того, как изрядно набравшийся Гин предложил Айзену заставить как-нибудь Улькиорру исполнить стриптиз...
Остальное Ичимару Гин помнил плохо.



1. ПРЕКРАСНАЯ ИГРУШКА

Моск (скептически): Ну вот, на месте Улькиорры я бы шарахался от Ичимару после всего этого!
Муза (жизнерадостно): Да куда он денется из Уэко Мундо?


Да, в Уэко Мундо в отношении развлечений было несколько бедновато... никакого сравнения с Сейретеем, не говоря уже о мире живых. Но, при желании, развлечься можно было и здесь. Если подходить к делу с определенной ловкостью и деликатностью, или, проще говоря, умеючи.
Ичимару Гин был не из тех, кто не умеет развлекаться.
Ожидание начала желанной Айзену войны было, откровенно говоря, скучным. Иногда даже для самого Айзена. И тогда он приходил за развлечением к своему бывшему лейтенанту. Нельзя сказать, чтобы Гин был против, однако идея вечно быть игрушкой Айзена его не прельщала.
Была проблема. Проблему следовало решить. И Гин уже предпринял некоторые шаги. Какая игрушка более всего понравится Айзену? Та, что при всей своей почтительности, сумеет куснуть в ответ. Таких идиотов, конечно, больше не найдется. Придется обойтись всего лишь секонд бест. А что самое страшное и грозное на свете после Айзена и его команды? Эспада, конечно! А в Эспаде есть...
Гин улыбался, шествуя по коридору к своей цели.
Его милый зайчик, конечно!
После достопамятного похода в стрип-клуб Гин окончательно уверился в способности Улькиорры привлекать к себе внимание Айзена и, что самое главное, удерживать это самое внимание. А так как Айзен и сам всегда отличал Улькиорру... вопрос был практически решен.
Оставались мелочи. Прекрасная игрушка не умела ровным счетом ничего, что полагалось бы хорошей вещице. Только сражаться. Вряд ли у Айзена хватит терпения обучать свою новую забаву. Не имеет значения, Гин сам и с большим удовольствием обучит крошку Ульки всему, что полагается знать игрушке Айзена-сама.
Танцевать Улькиорра уже умел. Более или менее. Кажется. Что-то вроде того. Эх, это был хороший клуб... Когда-то.
Сегодня Гин хотел познакомить бедного арранкара со спиртным.
Конечно, организм арранкара (если так можно назвать их тела) отличался от того же шинигамского, но нет ничего, что не могла бы исправить толика фантазии. Тем более что есть напитки, что подействуют даже на арранкара. Главное – знать в этом толк. Любой лейтенант проходит прекрасную школу в отношении выпивки! Гин не забыл ничего, и сейчас в его покоях в ожидании «урока» выстроились ряды бутылок с самыми разными ликерами, настойками, винами и прочими напитками. Оставалось только найти ученичка. И Гин прекрасно знал, где его искать.
Любой арранкар обожал Айзена. Так уж они были созданы, очень предусмотрительно, Айзен-сама! И в любую свободную минуту они ошивались рядом с Айзеном. Ульки не был исключением.
Гин вышел к тронному залу Айзена и усмехнулся. Конечно, вот его маленький дружок!
- Улькиорра! – позвал он.
Арранкар мгновенно обернулся, отвлекаясь от своего богоугодного дела – любования дверью в тронный зал в ожидании приказов Айзена-сама. Увидев, кто его позвал, арранкар чуть поклонился и послушно направился к ближайшему сподвижнику повелителя. В конце концов, Айзен-сама повелел Улькиорре выполнять все, что потребует от него Ичимару. Чем последний и собирался воспользоваться к своей выгоде.
К всеобщей, то есть, выгоде.
- Ичимару-сама.
- Ты готов, мой мышонок? – сладко улыбнулся Гин.
На миг ему показалось, что в бесстрастных глазищах промелькнул ужас. Неужели тот поход на землю так потряс ледяного непробиваемого арранкара? На миг Гин почувствовал гордость за себя.
- Ах, мой милый Улькиорра, - проворковал он, чуть склоняясь к маленькому арранкару, - нам с тобой предстоит еще немало незабываемых минут!
Да, он не ошибся. Улькиорра определенно содрогнулся.

2. ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ УЛЬКИОРРЫ...
И НЕ ТОЛЬКО ПОЦЕЛУЙ

Муза (в восторге, с горящими глазами): Первый поцелуй – это очень романтично! Это очень важно!
Моск (нервно почесывает в затылке): Правда что ли?


Если и было что-то, перед чем Ичимару Гин не мог устоять, так это перед соблазном. За всю жизнь (точнее, посмертие) Гина соблазн принимал разные формы: в виде еды, власти, в виде прекрасной женщины (ох, Рангику...), в виде безумного предложения Айзена...
Но такого, как сейчас, Гину еще не доводилось переживать. Соблазн принял форму маленького гибкого тела и глядел на него парой зеленых-зеленых змеиных глаз. У соблазна были темные приоткрытые губки и чуть розовый пьяный румянец. Соблазн носил имя Улькиорра и представлял собой нетрезвого арранкара. Действительно, уникальный опыт в богатой практике Гина. Даже если это именно по его вине у арранкара номер четыре наблюдались легкие затруднения с мыслительной деятельностью и координацией движений. Попросту говоря, Гин напоил его под удобным предлогом «воспитания достойного наложника Айзена». Какое счастье, что арранкар не знал, что его обожаемый Айзен-сама не пьет. Повелителю иллюзий совершенно неинтересно вызывать иллюзии у себя, и тем более - с помощью такого грубого средства, как спиртное. А вот Гин любил выпить, и очень страдал от отсутствия достойного собутыльника. Айзен, как уже было сказано, выпивкой брезговал, Тоусен не пил по каким-то своим идейным соображениям, арранкары, скорее всего, о спиртном и не подозревали (да и кто в здравом уме будет спаивать и без того почти неконтролируемых тварей?). Пить в одиночестве... после сейретейских-то собраний? Гин не собирался падать настолько низко. К счастью, отныне он не один.
Гин, сам уже слегка навеселе, почти с обожанием посмотрел на Улькиорру. Арранкар сидел напротив него и аккуратно держал в руках чашечку саке. Просто картинка – бледная кожа, огромные глазища, легкий румянец. Чудесный десерт! Гин даже зажмурился от удовольствия. Эх, не пропадать же такому сокровищу!
Встал. Обошел вокруг столика. Опустился на колени рядом с арранкаром. Взял из его рук чашку, поставил на стол. Обхватил его лицо в ладони. Склонился чуть ниже. Улыбнулся. И потянулся к губам.
Улькиорра отшатнулся назад и неуклюже упал на спину. Гин кинулся следом, как лисица за мышью, и навалился всем своим телом.
- Тихо, - шепнул он, обхватывая запястья Улькиорры и прижимая их к полу (и хвала всем несуществующим богам, арранкар пока серьезно не сопротивлялся!) – Тихо, Улькиорра, я не собираюсь тебя съесть.
На последнем слове арранкар напрягся.
- Айзен-сама, - Гин поспешил проговорить волшебное слово, и, конечно же, оно сработало: тело арранкара под ним снова расслабилось (Гин вздохнул с облегчением: драться с арранкаром не входило в его намерения). – Я хочу показать тебе кое-что. Айзен-сама будет очень рад, если ты научишься этому.
- Айзен-сама, - пробормотал Улькиорра чуть заплетающимся голосом.
- Именно, Айзен-сама будет просто счастлив, - ласково улыбнулся Гин. – Ну же, приоткрой ротик, Улькиорра.
Арранкар подчинился с восхитительной, пленительной покорностью, совершенно очаровавшей Гина: он приоткрыл ротик, как ему было велено, и обмяк в держащих его руках.
- Соблазн, сплошной соблазн, - проговорил Гин тихо и опустился до конца на маленькое тело под ним, выпустил пленные запястья, чтобы упереться локтями в пол, склонил голову ниже и прошептал в самое ухо арранкара:
- Повторяй мои движения, насколько сможешь.
И приник к этим темным манящим губам. Сначала только легкое прикосновение (никто не захочет напугать арранкара!). Как странно, эти губы были теплыми. Он почему-то думал, что Улькиорра будет холодным, как снег. Глупо, конечно, того же Гриммджоу отнюдь не назовешь ледышкой. Впрочем, то Гриммджоу... Гин поднял голову, по обыкновению своему усмехаясь. Совсем детский поцелуй! Настоящий, правильный первый поцелуй, кто бы мог подумать...
- Ну, как, - прошептал Гин, касаясь губ арранкара своими, обдавая их теплым дыханием, - не так уж и страшно?
Он хотел дождаться ответа, но арранкар только отвел взгляд. Гин приоткрыл губы и позволил своему языку скользнуть между губами арранкара. Тот дернулся, льдисто-изумрудные глазища полыхнули, но Улькиорра тут же взял себя в руки, приоткрыл губы чуть шире и позволил Гину доступ внутрь. Чем тот и воспользовался. Улькиорра издал странный удивленный звук, но больше ничем не воспрепятствовал, наоборот, поднял руки и осторожно коснулся ими волос Гина. Тот только усмехнулся, вспоминая Гриммджоу: все арранкары были немного одержимы внешним обликом Владыки и его помощников – их свободными лицами, руками, волосами, не обремененными масками. Улькиорру должны особенно притягивать волосы.
- Именно так, - прошептал Гин, на секунду отрываясь от сладких губ, - у тебя все прекрасно получается...
«Кажется, я слишком увлекся», - подумал Гин, но это не помешало ему запрокинуть голову Улькиорры назад и припасть губами к тонкой белой шее. Печать пустого – дыра в совершенном теле – была особо чувствительным местом. Гину хотелось узнать, общая ли это черта для всех арранкаров или только с Гриммджоу ему так повезло? Он провел языком по краю – Улькиорра вскрикнул, словно от боли, и отчаянно выгнулся вверх всем телом. Ах, как знакомо. Видимо, это и в самом деле свойственно всем арранкарам, очень интересно! Он продолжил «научные изыскания» еще несколько минут, с самодовольным интересом слушая иступленные стоны арранкара. Власть! Кто не желает наслаждаться ей?
Дверь распахнулась совершенно неожиданно. Гин только-только настойчивыми прикосновениями уговорил Улькиорру согнуть ногу в колене и сейчас ласкал тонкое бедро; только-только приподнял голову от покрасневшей шеи, чтобы полюбоваться перекошенным личиком с зажмуренными глазами; только-только подумал, не пора ли остановиться – возможно, в кое-каких уроках Айзен предпочтет быть первым... Да, дверь распахнулась совершенно неожиданно и некстати.
- Привет, Гриммджоу, - улыбнулся чуть запыхавшийся Гин, приподняв голову.
Этот арранкар был единственным, которому позволялось входить в покои Ичимару Гина без доклада и предварительной договоренности, но сейчас у хозяина покоев зародилось сомнение в уместности такой привилегии. Голубые глаза Гриммджоу скользнули по довольной зажмурившейся мордашке Гина и остановились на маленьком арранкаре, распластавшимся под длинным телом Гина. Лишенный обжигающих губ, безжалостно терзавших его шею еще секунду назад, он лежал совершенно без сил с закрытыми глазами.
- Улькиорра? – кажется, дорогой Гриммджоу не верит своим глазам.
Гин ухмыльнулся и встал. Улькиорра даже не шелохнулся.
- Что он здесь делает? – прорычал Гриммджоу.
- Мне нравится, как быстро ты приходишь в себя, - задумчиво проговорил Гин, - но почему ты так сердишься?
Он шагнул ближе к взбешенному арранкару и схватил его за подбородок.
- Кого из нас ты ревнуешь, Гриммджоу? – с любопытством спросил Гин. – Мне и в самом деле хочется это знать.
Гриммджоу резко мотнул головой.
- Что он здесь делает? Что ты с ним сделал?
- Сегодня он здесь ночует, - обыденным тоном проговорил Гин. – Тебя это беспокоит?
Гриммджоу обжег Гина полыхающим взглядом и, бросив последний ненавидящий взгляд на распростертом на полу теле, кинулся прочь. Гин только хихикнул.
- В ближайшее время мне определенно не грозит скука! – довольно сказал он.
Но взгляд красных глаз, остановившихся на неподвижно лежавшем арранкаре, был неожиданно серьезен.


* * *

- Что ты сделал с Улькиоррой? Гриммджоу чуть полдворца не разнес.
Гин чуть наклонил голову набок.
- Ревнуешь?
Айзен рассмеялся.
- Как я могу ревновать кого-то к тебе? – с откровенной теплотой в голосе сказал он. – Если он тебе нравится, делай с ним что хочешь.
- Я готовлю его в подарок, - усмехнулся Гин. – Надеюсь, тебе придется по вкусу.
- Бедный Улькиорра, - усмехнулся в ответ Айзен. – Будь с ним помягче.
- Конечно, - лицо Гина внезапно стало очень серьезным. – Он именно то, что тебе нужно.
- Вот как? Я и не знал, что мне кто-то нужен. – Айзен еще улыбался, но эта улыбка была холодной, как лед.
- Хм, - вот и все, что сказал Гин, не собиравшийся сердить Владыку.
Айзен отпустил его мановением руки. Гин поклонился и вышел вон.
«Улькиорра, - думал он, неслышно скользя по огромному пустому дворцу. – Да, именно то, что нужно. Красивая игрушка на ночь, страшное орудие в умелых руках, и просто достаточно сильное существо, чтобы любить тебя, и выдержать и твою страсть, и твое равнодушие.
И, может быть... твоя будущая слабость, тайчо».
Гин холодно улыбнулся.

3. ПОЛЕВЫЕ РАБОТЫ
или
Ичимару продолжает развлекаться

Моск (бурчит): Почему и здесь должна быть работа?
И.О.Совести: Мало того, что ты пишешь это на работе, в рабочее время, на рабочем компе... так еще и жалуешься???


- Тебя требует Айзен-сама, - бросил Гриммджоу.
Улькиорра не обратил внимания на недовольный тон собрата по Эспаде и молча последовал за ним. В конце концов, Гриммджоу был недоволен всегда, а если в последнее время - особенно, то Улькиорру это нисколько не волновало. Важным было как можно скорее примчаться на зов Владыки. Хотя странным было то, что за ним послали Гриммджоу, а не какого-нибудь посланца поменьше рангом. Арранкар уровня басто-лорда не должен бегать по посылкам, как последний холлоу. Даже по приказу Айзена-сама.
На лице Улькиорры не отражалась ни одна его мысль, но это не значило, что он не раздумывал над странным вызовом. Стылые глаза смотрели вперед, но опять же это не значило, что он не мог незаметно покоситься на хмурого посланника: тот был сердит, но не встревожен. Значило ли это, что он знал, зачем Айзен-сама вызывает их? Не по поводу же вчерашней стычки, это было бы смешно.
Вчера Гриммджоу подкараулил его, выходящим из покоев Ичимару-сама, и потребовал объяснить, что он там делал всю ночь. Улькиорра хотел отмолчаться, но бешеный взгляд Гриммджоу и его все повышающийся голос заставили его снизойти до ответа: он там спал. Всего лишь. Почему-то Гриммджоу ему не поверил. Он перешел на крик, называл его разными именами, не соответствующими тому, что Улькиорра думал о себе сам, и, в конце концов, попытался его ударить. Это Улькиорра уже понимал, на это он мог ответить должным образом. Жаль, конечно, что при этом пострадало серое крыло дворца и часть покоев Ичимару-сама, но Айзен-сама узнал об этом еще вчера, и если хотел бы что-то сказать, уже давно сделал бы. Значит, причина вызова не в этом. В чем же?
Улькиорра продолжал раздумывать всю дорогу, обращая на попутчика не намного больше внимания, чем на гладкие плиты коридорного пола под ногами. Кажется, это бесило Гриммджоу.
Когда они пришли к тронному залу, Гриммджоу был на стадии закипания. Он распахнул тяжелые створки главного входа и влетел внутрь. Улькиорра последовал за ним, чуть-чуть кривя рот в незаметной усмешке. Гриммджоу так легко было вывести из себя. Это было... забавно.
Улькиорра остановился в пяти шагах от подножия трона и поклонился. Когда он вновь поднял голову, он поймал взгляд Владыки, устремленный на него, улыбку Владыки, адресованную ему, и обмер от счастья. Любой арранкар на его месте чувствовал бы то же, но Улькиорра не мог не думать о намеках Ичимару-сама, с лукавой усмешкой обещавшего ему иное. Когда-нибудь он может стать для Владыки чем-то большим, чем еще один из Эспады. Даже большим, чем первый. Первый – не значит единственный.
Смешок отвлек его от созерцания Владыки. Ичимару-сама стоял рядом с троном, чуть опираясь на плечо Айзена-сама, и с какой-то ленивой ухмылкой взирал на арранкаров. Улькиорра невольно дернул рукой к горлу, к печати пустого на его теле: он больше никогда не сможет пройти мимо Ичимару-сама спокойно. Вчерашняя неописуемая, безумная пытка – а чем еще назвать это? – никогда не сотрется из его идеальной памяти. Но если бы это сделал Айзен-сама... возможно, он мог бы назвать эту пыткой желанной.
Владыка заговорил. Причиной сегодняшнего вызова был печальный факт, что не все пустые в Уэко Мундо подчинялись пришельцам. И, хотя никто не мог сравниться с силой созданных Айзеном арранкаров, время от времени стихийно возникали группы пустых, ненавидящих «бывших шинигами». Оставлять подобные случаи без внимания было бы легкомысленно, и время от времени Владыка посылал парочку своих аджукасов или даже басто-лордов, чтобы те разобрались с угрозой.
Сегодня, видимо, выпала очередь Улькиорры.
- С тобой пойдет Гриммджоу, - добавил Айзен-сама.
Улькиорра бросил взгляд на Ичимару-сама. Уважаемый помощник Владыки радостно ухмылялся. Почему-то арранкар был уверен, что знает, чья это идея – отправить с ним Гриммджоу вместо его обычного напарника Ями. Только он не совсем понимал, зачем. Гриммджоу в своем теперешнем настроении и внезапно обострившейся неприязни к Улькиорре может даже стать помехой. Но не ему указывать Айзену-сама, кого посылать на зачистку. Да и при всем желании Гриммджоу не помешает ему выполнить миссию, Улькиорра справился бы и один.
Выслушав Владыку, арранкары поклонились в знак повиновения и ушли. Вслед им звучал тихий смех Ичимару.


* * *

Как и ожидалось, выполнить приказ Владыки оказалось не слишком сложно. Улькиорра был легко ранен, но при его способности к регенерации к их возвращению от раны не должно было остаться и следа. Гриммджоу пострадал сильнее, но лишь потому, что сегодня он был особенно неосмотрителен, рубил налетавших на него пустых налево и направо, горячился, совершенно не думал о защите, что-то кричал. Улькиорра даже приостановился на секунду – посмотреть. Покачал головой: Гриммджоу явно срывался на мятежниках. Лучше уж на них, чем на своем напарнике.
Когда они вернулись, их встретил Ичимару-сама. Посмотрел на их потрепанный вид, но ничего не сказал. Только брови поднял домиком. Даже не стал спрашивать, как прошло дело. И так видно, кто победил: тот, кто выжил. Вместо этого подхватил Гриммджоу под ручку и поволок за собой.
- Сам, - бросил через плечо Улькиорре, - сам все Айзену передашь. А этого молодца я забираю. Еле ползет он у тебя. И что ты с ним сделал?
А сам улыбается, лисий демон.
Улькиорра не стал объяснять, что драгоценный Гриммджоу сам прекрасно себе навредил и без чьей-либо помощи. Поклонился и пошел к Владыке. Докладываться. Уже полдороги прошел – через огромный пустой зал, как Ичимару-сама внезапно окликнул его.
- Улькиорра! – прямо через весь зал. – Не приходи сегодня, урока не будет.
Гриммджоу, до этого момента молчаливо хмурившийся, внезапно повеселел, даже ручкой помахал, потом опустил руку и приобнял Ичимару-сама за плечи. Тот не протестовал.
Улькиорра шел до Владыки задумчивый. Что-то было не так с Гриммджоу, и дело не только в его вполне понятной жажде обладания всеми подряд. Что-то странное. Маниакальное. В его взглядах. В его словах. Что-то отчаянное. Очень опасное. Что-то живое?
Так ничего и не придумав, он вступил в тронный зал.
Айзен-сама приветствовал его обычной улыбкой. Улькиорра подошел на положенные «не доходя пять шагов до подножия трона» и остановился. Уже поднял руку к лицу – для доклада, – но Айзен-сама качнул головой.
- Иди сюда, - поманил он.
Улькиорра послушно поднялся к нему и, повинуясь легкому прикосновению, опустился на пол у ног Владыки.
- Расскажи сам, - сказал Айзен-сама и опустил ласковую руку на голову своего замершего от счастья арранкара. – Я хочу послушать.

4. ЧУЖИЕ ИГРУШКИ

Муза (потирая ручки): Начинается самое интересное! Я предлагаю лемон!
Моск (в ужасе): Нет! Еще рано!
Улькиорра прислушивается... но ничего не понимает. Пока еще не понимает.


- Я не знаю, к чему это может привести.
Вслух.
Ичимару Гин сегодня был не в духе. Они в очередной раз поцапались с Тоусеном. Теперь бывший коллега-капитан ходил и дулся на него, а ничем хорошим это никогда не заканчивалось. У Тоусена было странное понятие о справедливости, которое Гин за глаза называл «обидчивостью и злопамятством». Сегодня Айзен сказал, что он уже устал от их ябед друг на друга, развели тут детский сад! Гин, конечно, заткнулся, но, тем не менее, поспешил отправить Гриммджоу из Лас Ночес подальше. Тоусен любил ломать чужие игрушки, а бешеный Гриммджоу был не из тех вещей, с которыми Гин желал расстаться. Лучше поскучать без него чуточек, пока Тоусен не успокоится.
Но так было невыразимо скучно! И даже - немного одиноко?
Гин был просто зол. На Тоусена, на Айзена, и на себя в особенности. А злость никогда не была хорошим советчиком. Следовало расслабиться... и он уже принял меры.
В дверь поскребся долгожданный гость. Ичимару расплылся в улыбке: малыш умеет приходить в самый нужный момент; и велел войти. Дверь открылась и показала Улькиорру, поклонившегося, перед тем, как войти. Гин довольно жмурился. На игрушку Айзена не посягнет даже чокнутый Тоусен.
- Проходи, Улькиорра, - это имя ласкало слух.
Арранкар шагнул вперед и замер перед кушеткой, на которой развалился хозяин.
- Раздевайся, - ласково проговорил Гин.


5. ЭКЗАМЕН

Муза с интересом перечитывает текст. Моск хмурится.
Муза (благосклонно): По-моему, неплохо.
Моск (бурчит): Мне сказали, что похоже на Санта-Барбару. Сплошные африканские страсти!
Муза (задумчиво): Это плохо?
Моск (плаксивым тоном): Это ООС. Ульки, например...
Появляется Улькиорра. Несколько секунд смотрит на приумолкшую парочку. Переводит взгляд наверх. Муза и Моск тут же задирают головы. Наверху ничего нет.
Улькиорра (обращаясь к кому-то незримому): Можно я их убью?


Гин лежал на любимой кушетке, подпирая ладонью голову, и смотрел на стриптиз, разыгрываемый перед ним. Несмотря на давний поход в клуб, Улькиорре явно не хватало опыта. Но все же неторопливость и спокойствие, с которыми он разоблачался, а также легкость движений маленького тела придавали процессу некоторую чувственность. Твердая четверка, сказал бы строгий учитель Гин, если бы не был увлечен разглядыванием постепенно обнажавшегося тела. Да, невысокий, но очень изящный. Худоват, но Гин сам не мог похвастаться особым весом. К тому же ему нравились стройные мальчики. Если он хотел мягкой пышной плоти, он находил женщину.
«Ах, Рангику! Знала бы о его мыслях, убила бы голыми руками!» - ухмыльнулся Гин.
Темные волосы из-под маски. Холодный взгляд. Пустой взгляд.
Гин протянул руку, и арранкар шагнул ближе и опустился на колени рядом с кушеткой: грациозно и без смущения. Это хорошо... и плохо. Гин провел рукой по плечу своего «ученика», коснулся щеки, подбородка, чуть приподнял круглое бледное личико.
- Тебе все равно, что я сделаю? – с любопытством спросил он.
У арранкаров нет сердца. Преданность создателю заложена в них изначально. Но стремление именно этого арранкара быть ближе к Айзену превосходит почитание и послушание остальных. Почему? Чем Улькиорра отличается от остальных?
- Нет, - отвечает Улькиорра.
Гин касается пальцем губ арранкара, заставляет чуть приоткрыть рот.
- Ты предпочел бы, чтобы на моем месте был Айзен? – спрашивает он, улыбаясь; ему в самом деле было интересно.
- Да, - отвечает Улькиорра.
- И все же ты не станешь противиться мне? – пальцы Гина перебираются на шею, остановившись в опасной близости от проклятой печати холлоу, и дрожь (отвращения? предвкушения?) пробегает по обнаженному телу Улькиорры.
- Нет, – отвечает Улькиорра чуть удивленно, эта мысль и в самом деле не приходила к нему?
Конечно, нет. Ведь Айзен велел Улькиорре повиноваться любому приказу Ичимару.
Гин легко коснулся губ арранкара своими и отстранился.
- Я думаю, пришла пора экзамена.

Муза (оторопев): Ты... чего?
Моск (рыдая взахлеб): Гриммджоу жалко...


Гриммджоу бесился, конечно. Чуть ли не рычал при виде Улькиорры. Прочие арранкары уже начали обходить его стороной, и только это зеленоглазое чучело даже не глядело в его сторону.
Улькиорра по-прежнему приходил к Ичимару-сама через ночь, по-прежнему оставался глух и слеп ко всем выходкам и воплям Гриммджоу. Шестой арранкар пылал от ревности и ненависти, и сходил с ума от желаний, переполнявших его. Он не мог понять Улькиорру: как тот может глядеть с таким безразличием? Ладно – Гриммджоу, чертов Улькиорра ни вот что никого из своих собратьев не ставил, но Ичимару-сама? После того как Ичимару-сама, или даже дерзко – его Гин – заговорил с ним, прикоснулся к нему, увлек его в свою постель, Гриммджоу дня не мог прожить без этих прикосновений. Именно после Гина он начал понимать, какие чувства и желания влекут его к Улькиорре. Разбить это безразличие, вонзить когти в эту замкнутую отчужденность, добраться до изумрудно-зеленой начинки внутри, трепетной и нежной, выдрать ее из этого образца для подражания!
Проходящего мимо. Как всегда, проходящего мимо. Во всем своем неприкасаемом великолепии, с равнодушными глазками, сжатыми в ниточку тонкими губами.
Белый и холодный, как сугроб.
И это утром. После ночи у Ичимару-сама. У Гина! У Гина, который умеет легкими касаниями кончиков пальцев заставить Гриммджоу кричать от восторга и нетерпения; который знает, как и когда отстраниться или прильнуть, чтобы безумно хотелось то ли убить его на месте, то ли молиться на него (и с гораздо более искренним чувством, чем Владыке); у того самого Гина, который, даже откровенно забавляясь с Гриммджоу, как кошка с мышью, дарит больше внимания и нежности, чем могло присниться этой мелкой зеленоглазой сосульке! Как мог Улькиорра выходить их этих покоев таким собранным и равнодушным?
Гриммджоу не знал, зачем Гину мог потребоваться Улькиорра, но он мог предположить; но зачем Улькиорре приходить сюда снова и снова? Он не выглядел заинтересованным.
Но... возможно, это к лучшему? Может, если Улькиорре все равно...


* * *

- Гин.
Ленивый поворот головы к порогу. К Айзену. Что бы тот ни хотел сказать на прощание, Гин не собирался вставать с постели.
- Гриммджоу слишком беспокоен в последнее время. Это начинает раздражать.
- Ревнует, - аккуратный зевок в ладошку. – Думает, что я слишком увлекся новой пассией.
- А ты слишком увлекся новой пассией? – в мягком голосе Айзена не слышно и нотки недовольства, и тени порицания, но Ичимару знает своего бывшего капитана лучше, чем тот думает.
- Он просто не знает, для кого я его готовлю, - Гин уткнулся лицом в подушку, но улыбка, уже незримая, звучала в его голосе. – И мне кажется, мой ученик уже более чем готов к встрече с Владыкой.
Айзен тихо рассмеялся и вышел. Гин перевернулся на спину и улыбнулся в потолок.
«Проявляем нетерпение? Кажется, не только мой малыш Ульки готов и жаждет встречи».


* * *

Улькиорра проходил мимо, как обычно. С прямой спиной. С каменным лицом. Гриммджоу хотел ударить его по лицу, по этим опущенным книзу уголкам губ. Он оторвался от стенки, которую подпирал ранее и встал на пути.
«Не приходи. Я сегодня занят», - улыбался Гин.
Гриммджоу схватил Улькиорру за локоть...
Руки в брюки, так тебе и надо.
... и с размаху швырнул к стене. Вероятно, Гин в эту ночь проявил чудеса изобретательности и жестокости, но даже Улькиорра не успел предотвратить внезапной атаки. Так рано утром. После такой ночи.
Легкого Улькиорру отбросило от стенки, словно мячик, но Гриммджоу схватил его за плечи и толкнул обратно. Зеленые глаза, наконец-то не мертвые и пустые, наконец-то удивленные, взглянули на него снизу вверх и близко-близко, именно так, как он всегда хотел увидеть их, и Гриммджоу обхватил бледное личико и повернул его вверх и наконец-то поцеловал эти тонкие угрюмые губы. Впился в них, словно желая высосать душу, ворвался в этот незнакомый, но так давно желанный рот, ощутил его вкус, вспенивший кровь, затуманивший рассудок...
... и отлетел к противоположной стене коридора от удара опомнившегося Улькиорры. Несколько мгновений он не мог ни шевельнуться, ни вздохнуть, словно сила удара вбила его в каменные плиты, он не слышал и не видел ничего. А когда зрение прояснилось, на него снова смотрели эти зеленые-зеленые очи, все еще удивленные под нахмуренными прямыми бровями. Улькиорра сидел рядом с ним, пристально его рассматривая.
- Не понимаю, - проговорил он чуть расстроенно, - на что ты рассчитывал, нападая так необдуманно? Чего ты хочешь от меня? Помимо очевидного?
Последние слова заставили Гриммджоу хрипло и коротко рассмеяться. Улькиорра поднял руку, все еще хмурясь. Гриммджоу не зажмурился, но первый арранкар так и не нанес удар. Он оглянулся и встал с колен. Гриммджоу вытянул шею, морщась от боли, постепенно нарастающей по мере того, как тело отходило от удара.
У поворота коридора стоял Ичимару Гин. Ничуть не удивленный и не расстроенный увиденным. Он даже улыбался.
- Улькиорра, - сказал он. – Тебя ждет Владыка.
Гриммджоу не знал, что такого было в этих словах, которые и ему, и Улькиорре доводилось слышать столь часто; возможно, это был тон Ичимару, словно намекающий на что-то, но глаза Улькиорры внезапно вспыхнули. Гин чуть кивнул и махнул рукой, отпуская.
Улькиорра умчался едва ли не бегом.
Гин вздохнул, взглянул на распростертого на полу Гриммджоу, вздохнул еще раз и рассмеялся.
- Это называется наскок, - он улыбался все время, что отскребывал своего незадачливого подопечного от пола. – Но этот зайчик не для тебя, мой бедный Грим.

7. ПЕРВЫЙ РАЗ
В ПЕРВЫЙ КЛАСС

Муза (радостно размахивая руками): Только сегодня и только для вас! Мастер-класс от Ичимару-сама!
Моск (закрывая лицо руками): Я с ней не знаком!


- Гриммджоу, Гриммджоу, Гриммджоу... – нараспев повторял Гин. – Что же мне с тобой делать?
Гриммджоу мрачно покосился на него и отвернулся. Гин подавил смешок. Его дружок куксился как ребенок уже почти час. И Гин готов был поставить айзеновский Хогиоку против простого булыжника, что он знал причину подобного уныния неистового арранкара. Он даже знал, как эту причину зовут.
И какого цвета у нее глаза.
- Гриммджоу-Гриммджоу, мой маленький дикий зверек, - Гин протянул руку, потрепать пышные кудри на затылке перед своим лицом.
- А! – сердито отмахнулся Гриммджоу.
- Дерется, - дурашливо надулся Гин.
Они лежали на низкой широкой постели в покоях Гина. Когда пару часов назад Гин «случайно» столкнулся с Гриммджоу и намекнул, что сегодня он свободен, так что если кто-то желает обсудить что-нибудь за чашечкой саке... арранкар схватил его в охапку и практически поволок в постель. Не то чтобы Ичимару сопротивлялся, конечно. Но после...
- Интересно, - сказал Гин, легко поглаживая широкую спину, - что сейчас делает Улькиорра?
К удовольствию Гина Гриммджоу не стал делать вид, что не понимает, при чем тут Улькиорра.
- Чертова лисица, - буркнул он беззлобно.
- Один ли он сейчас? – с улыбкой пробормотал Гин.
- Да кому нужен этот отморозок?
- Кто сказал тебе, что он холоден? – лукаво осведомился Гин, прижимаясь ближе. – Он отнюдь не такой.
Гриммджоу зарычал и сел. Гин легко отпустил его, откинулся назад, потянулся, зевнул.
- Ты неправильно подходишь к делу.
К легкому удивлению (и удовольствию) Гина Гриммджоу не стал кричать, что это не его дело. Арранкар насупился, очень трогательно на взгляд Гина.
- Как?
- Хм?
- Как правильно?
Главное – не рассмеяться. Эти арранкары ничуть не лучше детей. Та же неудержимость, та же жестокость, та же обидчивость, то же упрямство. Один мальчик хочет знать, что ему сделать, чтобы подружиться с другим, серьезным и держащимся поодаль? Трогательно до слез!
- Только не наскоком. Это ты уже пробовал.
Да, вот теперь Гриммджоу зарычал. Всегда неприятно вспоминать, как тебя побили?
- Чего ты от него хочешь? – спросил Гин и усмехнулся. – Помимо очевидного?
Гин снова был приятно удивлен, когда Гриммджоу вздохнул вместо того, чтобы сбежать.
- Я не знаю. Он будто... особенный.
- Он и есть особенный. - «И именно это притягивает тебя к нему. И дело не в том, что он сильнее». – Но ты тоже.
Его скромная роль была сыграна.


* * *

- Улькиорра.
Ух, какие ледяные глаза! Гриммджоу насупился. Он не собирался повторять прежних ошибок и стоял на приличном расстоянии. Кажется, Улькиорра оценил: тонкие губы растянулись в слабом намеке на улыбку. Улыбку, очень похожую на ту, которую ему дарил Гин, когда Гриммджоу делал что-то глупое... или забавное – на взгляд Ичимару-сама. Даже в животе заныло. Там, над дырой. Так всегда бывало, когда он знал, что хочет чего-то недостижимого. Такое бывало раньше, когда он смотрел на Ичимару-сама, идущего рядом с Владыкой. На Гина, ехидного и недостижимого. И вот сейчас то же самое.
Но ведь Гин приблизил его к себе. Сам поманил его.
- Чего ты хочешь? – спросил Улькиорра.
Устал ждать, наверное.
- Тебя.
Бледная мордочка Четвертого отразила легкое разочарование.
- Мне казалось, я очень доступно ответил в прошлый раз.
- Я помню! – рявкнул Гриммджоу и шагнул ближе.
Улькиорра даже не шелохнулся. Чертово его превосходство!
- Я даже не знаю, что в тебе особенного! – прошипел Гриммджоу; эта неподвижность, это спокойствие выводили его из себя – как всегда. – Я хотел бы растереть тебя в порошок! Я хотел бы изрубить тебя на мелкие кусочки! Я хотел бы вырвать эти твои чертовы гляделки, чтобы ты никогда не смотрел на меня!
Он подходил все ближе и ближе к Улькиорре, пока не подошел почти вплотную; и с каждым шагом и с каждым словом, что он бросал в тонкое бледное личико, он заводился все больше и больше, пока не начал кричать. Улькиорра хмурился и только ждал повода. Чертова статуя! – никогда не нападал первым, слишком хорошо зная свою силу.
Гриммджоу не воспользовался предоставленным шансом сбежать.
- И я хочу поцеловать тебя, - его голос внезапно упал до шепота, уже наклоняясь ниже, ближе. – И я хочу быть тем, кто снимет с тебя эти тряпки, кто увидит тебя без них, кто будет иметь право на тебя, и кому ты позволишь все.
Чем дольше он шептал непривычные тихие признания, тем больше становились эти зеленые глаза, тем яснее в них читалась неуверенность. Он удивил Улькиорру, еще один раз, он сумел зародить в нем сомнение, он заставил его выслушать себя.
Он коснулся бледной щеки кончиками пальцев, как иногда делал Гин, и погладил тонкую кожу. Он помнил, какое недоумение и даже смятение вызывал в нем этот непонятный ласковый жест, - и он понял, что точно так же смутил и встревожил Улькиорру таким непохожим на себя действием.
- Тебя действительно не взять наскоком, - пробормотал он вслух, медленно опуская руку к плечу (Улькиорра смотрел на него круглыми глазами, не отводя взгляда; не в силах отвести взгляд?); провел по руке к талии. Очень медленно и осторожно притянул к себе это тонкое тело, которое так давно желал. Улькиорра казался зачарованным; хотел бы Гриммджоу знать, что тот видит в его глазах. Что бы это ни было, оно мешало Улькиорре оттолкнуть его.
Этот поцелуй был еще лучше, чем первый. Неторопливый, долгий и, похоже, желанный. Во всяком случае, его пока что не убивали. И даже не пинали, и не швыряли. И хвала Ичимару-сама, научившему Улькиорру так целоваться!
А потом Улькиорра закрыл глаза и чуть подался вперед.
А Гриммджоу обнял его крепче, уже без страха.
А Улькиорра позволил это и даже поднял руки – обнять Гриммджоу.
А Гриммджоу еще успел подумать, что лучше бы убраться отсюда в более удобное место...
Гриммджоу успел почуять и узнать рейацу за секунду до того, как Улькиорра отшвырнул его от себя.
Белый подол мелькнул перед лицом, легкие шаги быстро затихли, растворившись в обжигающих разъяренных волнах чудовищной рейацу, которую Айзен-сама иногда не утруждался скрывать.
Гриммджоу уставился в далекий отсюда, с полу, потолок и заскрежетал зубами. К черту все! Он немедленно отправится на поиски Улькиорры и когда найдет, прочистит ему мозги. Плевать, сильнее он там или как! А потом утащит к себе, и пусть бледная рогатая моль только попробует что-то вякнуть!
Непременно!
Как только сможет встать.

8. «КТО СКАЗАЛ, ЧТО ХОЛОДЕН СНЕГ?»
(Мельница. «Господин горных дорог»)

Муза (подпрыгивая на месте): Лемон? Лемон?
Моск (в ужасе): Давай еще потянем!


Гриммджоу несся по бесконечным коридорам, рыча и скалясь на всех встречных. Встречных словно ветром сдувало с его пути. Поворот, скольжение, бег по прямой, еще поворот.
Едва-едва отдышавшись (тяжелая ручка у Улькиорры!), помчался на поиски. Все равно, что там говорил Гин! Он, Гриммджоу, еще никому не позволял так обращаться с собой! Неважно, что Улькиорру потребовал к себе Владыка: какое бы дело ни собирался поручить Айзен-сама, оно, конечно же, могло подождать!
Гриммджоу влетел в очередной зал, пересек, не замедлил ход. Еще пара минут, и он достигнет тронного зала...
Тронный зал был пуст.
Гриммджоу зарычал и бросился дальше. Небольшая комната, «гостиная», где Айзен-сама любил потчевать их чаем...
Запыхавшись, он подбежал к «гостиной» и замер, как вкопанный, на пороге. Он нашел их.
Айзен-сама стоял у стола, высокий, прекрасный и грозный, и с улыбкой смотрел на коленопреклоненного Улькиорру у своих ног. Маленький арранкар опустил голову, и Гриммджоу не видел его лица, но ощущение чего-то непонятного, чего-то неправильного, пропитавшего эту сцену, не давало сделать ни шагу дальше. Улькиорра на коленях – редкое зрелище, но ничего такого, что заставило бы Гриммджоу удивиться. Никто не мог устоять на ногах, если Владыке приходит в голову увидеть кого-то пресмыкающимся перед собой. Дело даже не в Улькиорре... которому, кстати, идет такая покорная поза.
Гриммджоу с трудом перевел взгляд на лицо Владыки. Айзен-сама улыбался, но не обычной своей теплой улыбкой. Усмешка на лице Владыки была болезненно-острой, бесконечно довольной и обжигающе собственнической. Но... они и так все принадлежали ему? Гриммджоу набычился и уже шагнул в комнату, как:
- Улькиорра, - голос Владыки, всегда такой мягкий, прозвучал зовом вампира, властным приказом, самим смыслом существования.
Улькиорра поднял голову, и у Гриммджоу перехватило дух. Он привык к неподвижному невыразительному лицу ледяной статуи, он привык видеть эти глаза бесстрастными, он привык считать Улькиорру ходячей вычислительной машиной, проклятым калькулятором, но сейчас... Огромные зеленые глазища горели, пылали, обжигали, они впитывали в себя образ Владыки, они смотрели только на него, и, хотя Улькиорра стоял на коленях лицом к двери, он не видел ничего, кроме своего повелителя. Это был не его Улькиорра, которого он так хорошо знал. Это был Улькиорра из его редких снов. С голодными жаждущими глазами, с приоткрытыми губами.
- Мы так долго ждали, - произнес Владыка и протянул руку.
Огладил кончиками пальцев маску, волосы, скользнул к шее. Улькиорра запрокинул голову, и пальцы Айзена-сама сжались на этой тонкой белой шее, прямо над печатью пустого. Низкий мучительный стон затопил комнату, выплеснулся на Гриммджоу горячим океаном его потерянных надежд. Он видел, как исказилось лицо Улькиорры, как тот прикусил губу, как закрыл глаза. Как безвольно повисли его руки. Как дрожь пробежала по его телу.
Как вспыхнули глаза у Владыки, когда он глядел-глядел прямо в бледное лицо своего арранкара, как все более хищной становилась его улыбка...
- Хватит, - тихо шепнул в ухо знакомый голос.
Знакомые руки коснулись его плеч, и Гриммджоу позволил увести себя от этой комнаты, от этих двоих. Но, даже отвернувшись и уходя прочь, он спиной чувствовал жар, пылавший за этим порогом. За этим поворотом. За этим коридором.
Ичимару Гин молча тянул его за собой.


9. ПЕРВЫЙ РАЗ
(глазами Айзена)

Муза (с нежной задумчивой улыбкой): Все яойщики попадают в ад.
Моск (обреченно): Лишь бы не в Уэко Мундо!
Улькиорра (ласково улыбаясь): Иррашай!


Потянуть за волосы, заставляя рывком запрокинуть голову назад, открывая такое уязвимое горло. Чуть крепче сжать пальцы на этом белом горле, прямо над печатью пустого... смотреть, как твоя жертва извивается под тобой от невыносимо острого, болезненного удовольствия – непревзойденное ощущение!
Айзен не считал себя жестоким любовником. Он мог бы быть нежным и внимательным, мог заставить свою женщину плакать от блаженства. Но страсть между мужчинами – вопрос власти и контроля. Сопротивление, притворное или нет, борьба, даже немного боли – в порядке вещей. И все же редко какой любовник позволит зайти так далеко.
- А-айзен... сама! – задыхаясь, выдавливала из себя его жертва, выгибаясь, цепляясь за руку на своем горле тонкими слабыми пальчиками.
Айзен не обманывался этим покорным смирением. Эти тонкие пальчики с черными ноготками оставили на его коже кровоточащие царапины, в этом маленьком теле таилась огромная сила, а в этих глазах бушевала безумная безоглядная страсть, на которую способны только пустые; жажда обладания, равной которой Айзен еще не встречал; невыразимая тоска, утолить которую мог только он, царь и бог.
Страсть. Жажда. Тоска.
Сфокусированные на нем.
Внезапно разжать пальцы и с усмешкой глядеть, как мгновенно обмякает тело арранкара, словно лишенное последних сил; как падают руки на грудь; как он глубоко и часто дышит, приходя в себя; как открываются эти потемневшие зеленые глаза.
Склониться ниже и с неожиданной нежностью припасть к приоткрытым губам, целовать медленно, но так уверенно и долго, словно желаешь высосать душу. Потерянную падшую душу арранкара, и без того принадлежавшего только ему.
Айзен только улыбнулся, когда тонкие руки скользнули вокруг его шеи, притягивая ближе, настаивая. Кажется, кто-то решил, что с ним уже достаточно поиграли? Ему и самому становилось все труднее оттягивать момент полного обладания. Да, его несравненный Гин прекрасно обучил маленькую зверюшку, превратив желание услужить в готовность ублажать и принадлежать.
«Хинамори», - вспомнил Айзен. Она тоже была маленькой и хрупкой на первый взгляд. Да, маленькая пылкая преданная Хинамори, готовая сражаться за него, умереть ради него. Но у его Сейретейского лейтенанта не было вот этого застывшего змеиного ожидания во взгляде. Эти глаза только и ждали... чего? Малейшего колебания, малейшей слабости, чтобы... что?
Они не дождутся, эти глаза. Он не даст им повода предать его. Этот арранкар всегда будет принадлежать ему целиком. Всегда будет смотреть на него этим обморочным взглядом. Только на него. Айзен потянул молнию на костюме Улькиорры...


* * *

- Ты принадлежишь мне, Улькиорра.
- Да, Айзен-сама.
- Только мне, - очень мягко улыбнулся Айзен, прочитав вопрос в глубине обожающих изумрудных глаз. – Ни Гину. Ни Гриммджоу.
- Гриммджоу? – Улькиорра сделал очень круглые изумленные глаза и еще раз повторил это имя, словно поверить не мог своим ушам. – Гриммджоу?
Айзен поймал арранкара за руку и потянул вперед, и тот послушно опустился на краешек постели. Так он и знал, эти глаза смеялись. Маленький паршивец догадывался о причине недовольства своего повелителя и почти открыто наслаждался ею. Ну что же. Айзен мог позволить Улькиорре такую власть над собой: вызывать ревность. Беспочвенную ревность.
- Никому.
И не важно, какую игру затеял Гин. Айзен был бесконечно благодарен ему за этот подарок, но не собирался ни с кем им делиться.


10. ПЕРВЫЙ ЦИТРУС

Муза (деловым тоном): Мы уже достаточно долго ждали. Больше тянуть незачем. Пора писать лемон.
Моск (хватается за голову): И что я там напишу?
Муза (ухмыляется совершенно по-Гиновски): Помимо очевидного?


Улькиорра всегда знал, что его господин очень могущественен. Осознание этого факта наполняло его гордостью и почитанием. Он знал, что его господин очень сдержан. Это было достойно уважения. Он знал, что господин очень редко позволяет себе ослабить контроль над своей силой. С этого следовало брать пример. Он знал, что его господин грозен и жесток, хотя разве может опасаться чего-либо самый верный служитель?
Но Улькиорра никогда не думал, что однажды гнев Айзена-сама падет на его голову. Он не был готов к ужасу, охватившему его. Он не предполагал, что Айзен-сама может рассердиться из-за такой мелочи, как Гриммджоу. И он не знал, каким упоительно жгучим может быть осознание, что он не только один из арранкаров Владыки, пусть даже один из самых сильных; что именно его поведение вызвало такой гнев.
Возможно, именно эта мысль спасла жизнь Гриммджоу. Когда Улькиорра стоял на коленях, молча моля о прощении, и глядел в пылающие очи Владыки, разве мог он сравнивать это пламенное безумие со взглядом Гриммджоу, тоже горящим, тоже жаждущим, но не грозящим жестокой расплатой за ошибку, не приковывающим его к полу своей силой, своей властью над ним, не заставляющим его повиноваться?
Повиноваться.
Сильный толчок в грудь опрокинул его на постель. Он впервые был в покоях Айзен-сама, но разве возможно было сейчас обращать внимание на обстановку? Даже если это его единственный шанс, подаренный внезапной собственнической яростью Владыки? Постель была мягкая... вот и все, что он успел осознать, потому что в следующее мгновенье Айзен-сама присоединился к нему. Тяжелый, горячий. Разгневанный. Целующий его так, словно хотел выпить его душу или то, что от нее осталось. Невольным жестом Улькиорра сжал пальцы на плечах Айзена-сама – и его глаза испуганно распахнулись, когда он заметил алые точки, мгновенно проступившие сквозь ткань. До крови! Он не хотел!
Айзен-сама дернулся назад, рыкнул что-то, и Улькиорра оцепенел. Убьет. Или выкинет за дверь и больше никогда не посмотрит и не позовет к себе! Что хуже, еще неясно.
- Острые коготки у моей зверюшки, - с угрозой проговорил Айзен-сама, нависая над ним.
Но он улыбался, когда протянул руку Улькиорре под голову и схватил клок волос на затылке, совсем рядом с маской. Он улыбался, когда резко дернул за волосы, заставляя рывком запрокинуть голову назад. Улыбался, когда потянул за молнию, совсем чуть-чуть, открывая такое уязвимое горло.
Улькиорра скосил глаза на Владыку и сглотнул. Он знал, что будет дальше. Ичимару-сама очень любил это делать; его необыкновенно развлекало то, каким беспомощным становился упрямый арранкар. Он еще не решил, нравится ли ему те тошнотворно сильные, болезненно острые ощущения, которые вызывали даже самые легкие прикосновения вокруг отверстия.
Чужие пальцы легли на его шею, скользнули чуть ниже, к ключицам, накрывая проклятую печать пустого – и вжались. Улькиорра выгнулся вверх, захлебнувшись криком. Это было обжигающе больно! Еще одно движение этих раскаленных пальцев, и Улькиорра вцепился в них своими, внезапно ослабевшими, пытаясь оторвать от себя. Он заслужил наказание, но он не мог больше выносить, чтобы кто-то касался его там. Что угодно, только не это!
- А-айзен... сама! – задыхаясь, выдавил он, зажмурив глаза.
Рука исчезла, и Улькиорра обмяк, совершенно без сил, задыхающийся, неимоверно благодарный. Он услышал смешок, и чуть позже теплые ладони обхватили его лицо; его приоткрытый рот накрыли чужие губы, необыкновенно мягко, неожиданно нежно. Его руки, до того момента судорожно прижатые к шее, прикрывающие шею, сами собой поднялись – обнять, осторожно, широкие плечи. Горячие ласковые губы (его целует Айзен-сама!) оставили его на миг, коснулись подбородка, чуть ниже, еще ниже. Улькиорра содрогнулся, но покорно отвернул голову, предоставляя доступ. Однако это прикосновение разительно отличалось от предыдущего. Легко-легко касаясь краев отверстия кончиком языка, не причиняя боли, лаская, заставляя корчиться от удовольствия:
- Айзен-сама, - вздохнул Улькиорра, осмелившись чуть усилить хватку на плечах, притянуть чуть ближе.
Осмелившись открыть глаза.
Айзен-сама глядел на него, чуть прищурившись. Айзен-сама… Улькиорра не знал, как выразить ему свою благодарность и свое желание. Все, чему учил его Ичимару-сама, внезапно показалось недостаточно весомым, а он сам, конечно, был недостаточно опытным и умелым, чтобы доставлять удовольствие своему господину. Своему богу.
Айзен-сама коснулся замочка на его костюме и дернул вниз, раскрывая полностью. Улыбнулся, погладил по голой груди до самой талии, чуть задержался на поясе.
- Разденься, - сказал он и сел на постели.
Это он мог.
Сесть на постели. Стряхнуть с плеч мешающую, ненужную одежду.
Ичимару-сама закатил бы глаза и вопросил бы в потолок: чему он его обучал? Где грация? Где неторопливость? Где взгляд искоса?
Предположим, хотя бы взгляд искоса он сможет изобразить? Улькиорра опустил руки к поясу – развязать – и покосился на Владыку из-под ресниц.
Совершенно волчий голодный взгляд в ответ, волна ледяного восхищенного озноба по венам. Мир кувырком под тяжестью рук на плечах, опрокидывающих на подушку. Губы, прижимающиеся к его, язык, вторгающийся в его рот. Нет ничего, чего бы он не знал или не умел, но все уроки растаяли в сравнении с тем, что происходило сейчас. Почему он может только цепляться за плечи Айзена-сама, прикрытые раздражающей сейчас тканью? Он же может, по крайней мере... Улькиорра вцепился в воротник белого хаори и дернул в разные стороны. Ткань распалась под его руками, Айзен-сама что-то сдавленно промычал в поцелуй.
Улькиорра замер: он же не сделал больно?
Айзен сел, чтобы сорвать с себя обрывки того, что некогда было его одеждой. Не сводя глаз с распростертого полуобнаженного тела под ним, он схватил руки Улькиорры и прижал их к постели над его головой, предупреждающе вдавил в подушку, без слов давая понять, что он желает. Отпустил, мимолетно погладив, и продолжил раздеваться. Улькиорра сжал пальцы в кулаки, но оставил руки там, где пожелал Айзен-сама. Это оказалось сложнее, когда горячие ладони Владыки прошлись по его груди к животу, дернули уже развязанный пояс и потянули послушную ткань вниз по ногам. Улькиорра зажмурился и тихо простонал: выражение глаз его господина было откровенно хищническим, он словно глядел на добычу, перед тем как пожрать ее. Улькиорра чуть приподнял бедра, когда Айзен-сама дернул сильнее его хакама. Он никогда не мерз, но почему-то сейчас осознание собственной наготы послало дрожь по спине.
Снова горячие руки на нем, на его животе; скользнувшие вниз, обхватившие талию, погладившие бедра, спустившиеся к коленям. Было так просто раздвинуть ноги, повинуясь легкому касанию, выгнуться вверх, ближе к теплу.
- Айзен-сама... – это происходит на самом деле?
Дотронуться до него. Необходимо. Коснуться!
Улькиорра дернулся и распахнул глаза, когда понял, что не может шевельнуть руками. Жаркая рейацу Владыки окутывала его, ревниво ласкала каждый клеточку его тела, не давала сдвинуться с места, удерживая в нравившимся ее хозяину положении. Взгляд Айзена-сама был устремлен на его лицо, пугающий, собственнический.
А потом Айзен-сама протянул руку, дотронулся кончиками пальцев по тут же приоткрывшимся губам, и прошептал:
- Перевернись.
Тело послушалось приказа еще раньше, чем Улькиорра успел понять слова. Его создатель, его бог, его хозяин и без того владел им. Эта власть над ним, нам его созданием, была больше, чем когда-либо предполагал Улькиорра. Но Айзен-сама, его бог, возжелал его, именно его! Улькиорра закрыл глаза и приподнялся на локтях и коленях, опуская голову ниже.
Тепло влилось между его ногами, раздвигая их шире, прильнуло к его спине, обвилось вокруг талии, прижалось губами к спине, шепнуло его имя.
Тепло превратилось в опаляющий жар, ворвавшийся в него, выжегший его внутри, в одно мгновенье заполнивший его холодную пустоту, и Улькиорра не сдержал крика.
Он не мог представить, что когда-то существовал без этого. Он не мог представить, что когда-нибудь сможет существовать без этого.

* * *

Уйти? Остаться?
Ичимару-сама никогда не гнал его. Ичимару-сама любил спать в обнимку с ним, словно с игрушкой. Это было даже приятно. Но что прикажет Айзен-сама?
Улькиорра безумно желал остаться. Эти руки, эти прикосновения словно лепили его заново, это тепло согревало его, это мощное ослепляющее присутствие заполняло пустоту, цепляющуюся кривыми лапами сломанной, но не исчезнувшей маски; пустоту, караулящую, ходящую по пятам за каждым арранкаром. Улькиорра оказался необыкновенно везуч, и Айзен-сама заметил его, приблизил к себе настолько, насколько раньше позволялось только Ичимару Гину. Улькиорра везуч, но насколько продлится это везение?
Он лежал тихо-тихо, не шевелясь, слушая биение сердца в груди, прижавшейся к его спине. Даже так, навалившись на него всем телом, пусть.
Оставит? Выгонит?
Айзен-сама глубоко вздохнул, прижал на миг губы к волосам Улькиорры, и отстранился. Нервный взгляд через плечо – усмешка в ответ.
Рука – в волосах, на шее (вздох сквозь зубы), по позвоночнику к талии, к маленьким крепким ягодицам (Улькиорра впервые в жизни, впервые за все свои жизни, что помнил, задумался о размере и привлекательности вышеупомянутой части своего тела).
- Совершенство, - сказал Айзен-сама.
Улькиорра уронил лицо в подушку, улыбаясь.


* * *

По крайней мере, одеваясь, он двигался медленно и грациозно. Айзен-сама лежал в постели, подперев голову рукой, и откровенно любовался.
- Ты принадлежишь мне, Улькиорра, - проговорил он.
Улькиорра застегнул молнию до подбородка и взглянул на владыку искоса. С удовлетворением отметил чуть сузившиеся глаза (надо будет поблагодарить Ичимару-сама за идеи), и ответил, склонив голову:
- Да, Айзен-сама.
- Только мне, - очень мягко улыбнулся Айзен-сама. – Ни Гину. Ни Гриммджоу.
- Гриммджоу? – Улькиорра сделал очень круглые изумленные глаза, стараясь подавить улыбку. – Гриммджоу?
Кому был нужен Гриммджоу после такого? Кто такой вообще, этот Гриммджоу?
Айзен-сама вытянул руку. Улькиорра тут же подошел и послушно опустился на краешек постели. Айзен-сама не сердится на него больше? Как бы ни приятна была мысль, что его господин может (осмелится ли он сказать это?) ревновать его, он не посмеет вызвать его недовольство. До тех пор, пока один лишь взгляд Владыки повергает его на колени...
«Ты замечен мной», - говорит этот взгляд.
«Мой», - предупреждает этот взгляд.
«Принадлежишь только мне и больше...»
- Никому, - говорит Айзен-сама, и Улькиорра, кивнув, поднимает взгляд, чтобы утонуть в глазах совершенства.


Муза (возмущенно восклицает): На самом интересном месте!!
Моск (недоумевающе): А разве тут можно добавить что-то ещё?


Арранкары не нуждаются во сне. Но им тоже необходим отдых, и проще время от времени впадать в кратковременное оцепенение, чем оказаться без сил в критическое время. Даже Улькиорре иногда необходим отдых. Тем более – ему, всего лишь Десятому в Эспаде. Тем более, только сегодня вернувшемуся домой.
Но сначала он хотел увидеть Улькиорру.
Ями сам не знал, почему видеть Улькиорру, разговаривать с ним, просто околачиваться рядом было так важно. Это была тайна, которую он не мог (да и не очень старался) разгадать. Бывали загадки и позаковыристей. Например: почему сам Улькиорра позволяет ему быть рядом и иногда даже помогает... хотя это не спасало от колкого и язвительного замечания после. Ох, этот высокомерный, невыносимый тон, этот острый язычок, этот чертов...
- Улькиорра! – зычный зов разнесся по пустому коридору, отскакивая от стен, закругляясь вокруг колонн, устремляясь к темнеющей пустоте бесконечно далекого потолка.
Зов дотянулся до тоненькой фигурки в белом, закружился вокруг, обвивая, останавливая. Ями ускорил шаг. Улькиорра поджидал его у самых дверей тронного зала. Все такой же: белая тень на серой стене, острые локти, невыразительное лицо, непроницаемые зеленые глаза, взгляд снизу вверх.
- Ями, - тихий голос.
И чуть приподнявшиеся вверх уголки губ в ответ на широкую улыбку Ями.
Они прошли в тронный зал вместе. Ями в который раз привычно удивился, что ему не надо замедлять шаг, чтобы маленький Улькиорра поспевал за ним, хотя Четвертый никогда не спешил. Ями помахал налево, Девятому, подчеркнуто не взглянул на Шестого, и подмигнул Пятнадцатому по их старой дурацкой шуточке (Улькиорра привычно вздохнул на это). Еще несколько шагов вместе, потом Ями пойдет ближе к трону, докладываться, а Улькиорра отступит чуть в сторону...
- Улькиорра! - раздался голос Владыки. – И Ями вернулся.
Ями поклонился, нисколько не задетый, что его приветствовали вторым, хотя именно он вернулся только что, а не подпирал стенку в тронном зале все это время. Есть вещи, на которые просто невозможно обижаться: в конце концов, все знали, что Улькиорра любимчик Владыки.
- Расскажи нам, Ями, – велел Айзен-сама.
Ох, как же он успел соскучиться по этому голосу всего за пару недель! Почти как по Улькиорре, даже если это сравнение не в пользу Владыки и звучало святотатственно.
Ями еще раз поклонился и начал рассказывать.
Улькиорра не раз упрекал его за ненаблюдательность и невнимательность, но на самом деле Ями прекрасно подмечал все самое важное. Например, он заметил, что внимание Владыки сегодня не принадлежало отчитывающемуся (то есть, ему) на все сто процентов, как обычно. Что взгляд Айзена-сама все время ускользал куда-то в сторону, и вряд ли было случайным совпадением, что в той стороне стоял Улькиорра. И сам Четвертый... если вдуматься, выглядел странно. Сначала Ями решил, что это просто усталость – Улькиорра ненавидел сон и старался избегать его до последнего, – но, возможно, были и иные причины. Уедешь на какую-то дюжину дней и считай, что ничего уже не знаешь! Могло ли это быть связано с тем обучением Улькиорры у Ичимару-сама, что началось незадолго до отбытия Ями и о котором Четвертый упрямо не желал говорить? Почему-то Ями не верилось, что Улькиорра мог не оправдать надежды и вызвать недовольство Айзена-сама или Ичимару-сама. Но даже если так, он вряд ли признается в чем-то. Значит...
Ями завершил доклад, выслушал поощряющие слова Владыки, поклонился еще раз и попятился назад. Айзен-сама встал. Арранкары тоже поднялись, собираясь уходить.
Десятый нахмурился. Он желал еще поговорить с Улькиоррой, но в то же время было необходимо пообщаться с Пятнадцатым. Блондинчик всегда был в курсе всех сплетен.
Разрываться не пришлось. Владыка выбрал за него.
- Улькиорра, - позвал он, улыбаясь.
Ями обернулся к Четвертому как раз вовремя, чтобы увидеть как тот встрепенулся, услышав зов. Чтобы увидеть, как вспыхнули его глаза. Как он торопливо направился к Айзену-сама.
Что ж, возможно ему и не потребуется Пятнадцатый. Ями ухмыльнулся. Улькиорра совершенно зря считает его недостаточно сообразительным.


* * *

Он лениво ласкал эту узкую спинку, вверх-вниз по белой коже, по выступающим косточкам позвоночника; арранкар довольно вздыхал, почти мурлыкал. Айзен улыбнулся и склонился ниже, поцеловать местечко между лопатками. Даже у арранкаров это местечко является особенно чувствительным. Улькиорра неловко (маска!) повернул голову к нему. Айзен улыбнулся. Он любил смотреть в эти глаза, видеть, как они загораются при виде его улыбки, находить в них восхищение и обожание.
И знать, что он один, кому Улькиорра дарит этот взгляд.
Как всегда при этой мысли горячая волна прокатилась по его телу. А он когда-то считал, что уже не нуждается ни в ком. Хотя нуждаться – неверное слово. Улькиорра принадлежит ему. И всегда рядом.
Арранкар приподнялся на локтях и легко прикоснулся губами к груди Айзена, посмотрел из-под ресниц горящими глазами. Айзен улыбнулся. Было очень легко погладить по голове и чуть надавить, заставляя тонкие губы проложить дорожку по животу и ниже...


* * *

Ичимару-сама обернулся ему навстречу. Гриммджоу постарался хлопнуть дверью как можно сильнее. Но это не принесло облегчения. Он уставился на Гина от порога.
- Улькиорра больше не придет ко мне, - сказал Гин с обычной улыбкой. - Разве ты не рад?
- Ненавижу, - тихо прорычал Гриммджоу. – Ненавижу эту бледную тварь!
- Яре-яре, - покачал головой Гин. – Кажется, нас обоих бросили. Одни мы друг у друга остались. Саке?